Мир без конца
Шрифт:
— И мы ничего не можем сделать?
— В Лондоне нет. Я советую вам сосредоточить свои усилия на Кингсбридже. Вы можете убедить приходскую гильдию забрать прошение? Что собой представляет олдермен? Старика можно подкупить?
— Моего дядю Эдмунда? Он нездоров, угасает. Движущая сила там — его дочь, моя двоюродная сестра.
— А, да, я помню ее на суде. Мне девушка показалась несколько высокомерной.
«Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала», — мрачно подумал Годвин.
— Да просто ведьма.
— Ах вот как. Это может оказаться полезным.
— Я имел в виду не буквально.
— Но ведь ходили слухи, лорд аббат, — заметил Филемон.
Лонгфелло поднял брови:
— Интересно!
Послушник продолжил:
— Она дружит со знахаркой по имени Мэтти, которая изготовляет всякие зелья для легковерных горожан.
Настоятель хотел уже возмутиться наветами в колдовстве, но все-таки промолчал. Любым оружием нужно воспользоваться, лишь бы разубедить горожан в том, что хартия от Бога. Может, Керис и впрямь ведьма, кто ее знает. Законник нажал:
— Я вижу, вы колеблетесь. Конечно, вы любите сестру…
— Любил, в детстве. — При мысли о том, как раньше все было просто, сердце Годвина сжалось. — Мне трудно об этом говорить, но из нее выросла не самая богобоязненная женщина.
— В таком случае…
— Я должен изучить этот вопрос, — перебил аббат.
— Можно кое-что предложить? — промурлыкал Грегори.
Монаху опротивели предложения Лонгфелло, но не хватило духу ответить отрицательно.
— Разумеется, — преувеличенно вежливо произнес он.
— Поиск доказательств занятий колдовством может носить… сомнительный характер. Стоит ли вам пачкать руки? Говоря с аббатом, все будут нервничать. Дайте поручение человеку, не внушающему такого почтения. Например, этому юному послушнику. — Грегори указал на подручного настоятеля, просиявшею от удовольствия. — Мне он кажется… способным.
Годвин вспомнил, что именно Филемон накрыл епископа Ричарда с Марджери. Уж конечно, такой человек годен для всякой грязной работы.
— Хорошо, — кивнул он. — Осмотрись — может, что и найдешь.
— Благодарю вас, лорд аббат. Ничто не доставит мне большего удовольствия.
В воскресенье утром люди еще тянулись в Кингсбридж. Дочь Эдмунда смотрела, как продавцы и покупатели текут по двум широким мостам Мерфина — пешком, на лошадях, на двух- или четырехколесных телегах, запряженных быками и ломовыми лошадьми и груженных товарами. Зрелище радовало ее сердце. Пышную церемонию открытия отменили — мост еще не достроен, хоть им и можно пользоваться благодаря временному деревянному настилу. Но пошли разговоры, что мост уже открыли и дорога свободна от разбойников. Приехал даже Буонавентура Кароли.
Зодчий предложил новый способ сбора мостовщины, который приходская гильдия приняла с восторгом. Вместо одной будки, где создавался затор, на острове Прокаженных вдоль дороги между двумя мостами поставили десять временных. И посетители платили свое пенни, не тормозя общего потока.
— Даже без очередей, — громко восхитилась Керис.
И день был ясным и теплым, и дождь не собирался. И ярмарка обещала быть успешной. А через неделю они с Мерфином поженятся. Иногда девушке все же становилось не по себе. Мысль о том, что она потеряет независимость и станет чьей-то собственностью, по-прежнему приводила в ужас, хотя она знала, что Мостник не станет держать жену в черном теле. Изредка невеста делилась своими опасениями, например, с Гвендой или Мэтти Знахаркой, но те говорили, что она думает по-мужски. Что ж, по-мужски так по-мужски.
Но потерять Мерфина еще страшнее. Что тогда останется, кроме сукна, которое ее не радовало? Когда возлюбленный объявил о своем намерении уехать из города, будущее вдруг опустело. И Суконщица поняла: хуже, чем выйти за него замуж, только не выходить за него замуж.
По крайней мере так она говорила себе в хорошие минуты. Однако ночью представляла, как в последнее мгновение, к ужасу всей паствы, выбегает из церкви, не сказав окончательного «да». Какая глупость, думала девушка при свете дня, все так хорошо. Она выйдет замуж и будет счастлива.
С берега дочь Эдмунда прошла через город в собор, где уже собрались люди, дожидаясь начала утренней службы. Вдруг вспомнила, как Мерфин обнимал ее за колонной, и затосковала по тем беспечным прежним отношениям, длинным, напряженным разговорам и поцелуям украдкой.
Жениха Керис увидела, когда он рассматривал южный придел у хора, который два года назад обрушился у них на глазах. В памяти всплыло, как они поднялись тогда на верхнюю поверхность свода и подслушали тяжелый разговор брата Томаса с его женой-неженой, высветивший все ее страхи, и она отвергла Мерфина. Суконщица отбросила эти мысли.
— Восстановительные работы, кажется, удались. — Она догадалась, о чем думает мастер.
Фитцджеральд пожал плечами:
— Два года — слишком короткий срок, чтобы делать выводы.
— Но ведь хуже нигде не стало.
— В этом-то и сложность. Невидимый изъян может разрушительно действовать годами, исподволь, а потом что-нибудь рухнет.
— А может, нет никакого изъяна.
— Должен быть. — Мерфин мотнул головой. — Ведь обрушение два года назад имело причину. Мы ее так и не нашли, а значит, не устранили. Следовательно, изъян по-прежнему существует.
— Может, он исправится сам собой.
На Керис просто нашла охота поспорить, но зодчий принял ее слова всерьез.
— Обычно такие вещи сами собой не исправляются, ноты права — это возможно. Может, где-нибудь прорвало водосток, начало подтекать, или сама собой прочистилась забитая горгулья. [12]
Вышли с пением монахи, и прихожане затихли. С другой стороны появились монахини. Одна из послушниц подняла глаза — красивое бледное лицо среди вереницы наброшенных капюшонов. Элизабет Клерк. Она увидела Мерфина и Керис, и в глазах ее вспыхнула такая злоба, что Суконщица вздрогнула. Но Элизабет уже опустила голову и влилась в ряд неотличимых друг от друга монахинь.
12
В готическом архитектуре в части горгульи открывался водосток.