Мир без лица. Книга 2
Шрифт:
— Значит, мерзавец — как там его? — Видар над нами главный?
— Он пока не главный. Но будет главным. После твоей гибели в Последней Битве.
— А что, апокалипсис грядет? — скалюсь я в недоброй ухмылке.
— Грядет. Рагнарёк. По всем правилам — с волком Фенриром [18] , с гибелью верховного бога, со спасителем мира Видаром и с воцарением Видара в обновленном мире. Теперь ты понимаешь, что наш приятель задумал?
Теперь понимаю. Подставу задумал. Нормальную божественную подставу, достойную самого Локи. Да куда там Локи — сам отец лжи не придумал бы лучше. Ах я голова садовая, ах
18
В германо-скандинавской мифологии громадный волк, сын Локи и Ангрбоды, враг богов. В день Рагнарёка, согласно пророчеству вещих норн, Фенрир разорвет свои оковы и поглотит солнце. В финале битвы Фенрир убьет верховного бога Одина и будет убит Видаром, сыном Одина — прим. авт.
— Добрый бог не мог придти в мир, не мог… Он никогда не приходит, мы никогда с ним не встречаемся… Бог не видит нас, мы не видим его… Человеку не под силу общаться с добрым богом…
— Долго он еще будет комплексовать? — недовольно спрашиваю я Гвиллиона. — Что ты ему такое сказал, гранитная твоя башка?
— Только то, что есть. — Каменное лицо слегка морщит нос, что, надо понимать, означает недовольную гримасу. — Марк для своего мира — бог-творец. Добрый боже, бон дьё [19] .
19
Последователи гаитянского вуду верят в существование бога-создателя (Bondieu — Доброго Бога), который не участвует в жизни своих созданий, и духов-лоа, которые являются детьми бога-создателя и которым молятся и почитают как старших членов семьи — прим. авт.
— Мон дьё, бон дьё зашел в мое жилье! — фыркаю я. — И что теперь? Вместо полезных указаний мы получили одного психически деформированного попа и шестерку недоумков вокруг него. Кто нам теперь скажет, куда идти? Этот бокор скорее мертв, чем жив!
— Отец Франсиско… — всхлипывает кто-то за моей спиной. — Зачем вы его убили? Он не сделал вашему народу ничего плохого!
Морк синей молнией проносится мимо еще до того, как я успеваю повернуться. И хватает за плечо мальчишку-подростка, худого и замурзанного.
— Явились, демоны! — сопя от ненависти, произносит наш новый информатор. — Шестеро на одного, да? Шестеро! На одного!
— Послушай, храбрец, — увещевает Фрель, — ничего отцу твоему, тьфу, святому отцу не сделается. Ну, попричитает малость — и отойдет. Мы как лучше хотели. С богом-творцом вот познакомить решили, прямо на дом доброго боженьку привели.
— Его, что ли? — возмущенно кивает парнишка на Гвиллиона. — Его я знаю, никакой он не бог-творец. Он демон-разрушитель.
— Ну, не такой уж я и разрушитель, — польщенно ухмыляется дух огня. — Хотя при некоторых обстоятельствах было дело…
— А ну прекратить морочить моему народу голову! — командует Марк. И поднимает голову, которую до сих пор держал опущенной долу — то ли лицо прятал, то ли тошноту перебарывал.
Лицо Марка… трудно описать. Из него ушла вся Дурачкова хитреца, все плебейство, несказанно портившие черты провидца. Сейчас перед нами очень старый и очень благородный господин с мудрым и грустным лицом. Он повелительным жестом протягивает — нет, простирает — руку, и мальчик, точно завороженный, сам подходит и становится
— Малыш, — говорит Марк — и нет в его обращении ни высокомерия, ни пренебрежения, — малыш! Я не хотел приходить на свою землю. Я думал, вы сами справитесь и обустроите ее наилучшим образом. Я надеялся на вас, я верил вам. И не учел, что вы люди, а значит, вас можно обмануть и запугать. Мои глаза были обращены к вам, я не видел ничьих лиц, кроме ваших, я был слеп в том мире, в котором живу. Но все равно не сумел помочь. Поэтому ваша жизнь пошла наперекосяк. И начала гнить, как эти пустоши, зажавшие город в зловонных клешнях. Вы оказались во власти того, кого я прогнал от себя и постарался забыть. Но он нашел дорогу в мой мир и постарался изуродовать его. Он преуспел. Я не могу все изменить одной только силой своего желания. Мне нужна помощь. Ты поможешь мне?
— Я все для тебя сделаю, добрый бог, — без запинки отвечает юный герой.
— Отец Франсиско испуган. Он принимал меня за тело, одержимое злым духом — тем самым, который выпил жизнь из города у моря. Но я вернул городу его дух, его смелость, его силу. Теперь все будет иначе. Вот только злой дух сумел изуродовать мое вместилище, мое нынешнее тело. Я чувствую, как он мешает мне, как хочет поссорить с моими детьми, с сильными и верными духами моря, огня и… — Марк с иронией глянул в сторону Фреля, — …и сексуальности. Если он возьмет верх, кто знает, каких бед он еще натворит? Ты можешь сделать так, чтобы бокор указал мне дорогу к Синьоре? Я чувствую, что избавление ждет меня там.
— Она злая женщина! — набычился подросток. — Злая, опасная, хитрая. Она враждует с Матерью Вод. Она не дает нам разговаривать с морем. Мы из-за нее так бедно живем. А знаешь, какие мы рыбаки? Если бы не Синьора Уия, мы бы…
— Тем более мне нужно встретиться с ней. Я помирю ее с Матерью Вод. А она больше не будет вас доставать. В смысле, разрывать вашу связь с морем.
Главное — правильно выбрать мотивацию! Да ради перемирия Иеманжи с этой неправильной синьорой они нас в резиденцию тетушки Уия всем народом проводят! Я так увлеклась беседой просветленного Марка с его мелким подданным, что и не заметила, как Мулиартех, усевшись рядом с беспамятным пастором, завела одну из наших фоморских песен. Слушая волшебный голос дочери Балора, священник перестал раскачиваться и бормотать. И даже, вроде бы, примирился с крушением той непреложной истины, что бон дьё не место на грешной земле.
— Отец Франсиско! — встрепенулся парнишка. — Вы слышите? Вы не умерли?
— Нет. Но, кажется, был близок к этому, — тяжело выдохнул пастор-бокор. — В мои годы трудно представить, что мир НАСТОЛЬКО переменился. И что не только духи и демоны, но сам бог-созидатель может явиться к нам. Я слышал все, что ты сказал, боже. Я понял твои слова. Прости мою слабость перед лицом великих перемен.
«Если Марк сейчас ляпнет „нема за що“, я самолично отвешу ему затрещину», — успела подумать я, прежде чем Марк ответил:
— Не проси прощения у меня, я тебя не виню. И ты не вини меня за то, что я мало смыслю в мирских делах. Я, как ребенок, попадаюсь во все ловушки, расставленные врагом. А за свою непонятливость расплачиваюсь вами, моими созданиями и детьми. Если бог способен стыдиться, то я стыжусь.
— Ты сделал для нашего мира больше, чем может сделать бог, — покачал головой отец Франсиско. — Ты воплотился в живом теле, ты чувствуешь как человек и страждешь как человек. Христос белого народа делал так же. И хоть наша вера далека от христовой, мы всегда будем чтить твою силу… и слабость.