Мир богов
Шрифт:
— Вот не знаю… — заколебалась миссис Фьюстер. — Временами кажется что да, но мальчик всё отрицает и говорит, что ничего не изменилось.
— Знаю, ты желаешь сыну только добра. Поверь, Аэлла, будет гораздо лучше, если ты не будешь толкать его на глупости. Лотико ни к чему все эти любовные терзания. Они лишь замутят ему разум, а он и так ступает по тонкому льду. Как мой внук он слишком силён, а Золотой император злопамятен и до сих пор не простил нам, олимпийцам, борьбы за власть. Он только и ждёт, чтобы кто-нибудь из нас оступился, чтобы
— Сама этого боюсь! — чуть не до слёз расстроилась миссис Фьюстер. — Вдруг император что-то злоумышляет, и наш мальчик попал в беду? — с отчаянием вопросила она и её волосы вновь начали подниматься, а глаза обзавелись внутренним веком.
— Ерунда! Аэлла, перестань нервничать, ничего с ним не случится, — сказал Хаос, опасаясь, что дочь снова впадёт в панику и улетит, довершив своё превращение. — Так ты говоришь, что феникс благоволит к смертной? — спросил он с оттенком любопытства, что случалось с ним крайне редко.
— Это не удивительно, ведь это он поспособствовал появлению на свет Алконост и Сирин, — сказала миссис Фьюстер.
Хаос хмыкнул.
— Ну да, если бы не напиток из пепла феникса, то Золотому императору было бы не видать потомства от смертной наложницы. Такие дети редкость и, главное, они не наследуют бессмертие, а смертные наследники императору ни к чему, они унижают его достоинство.
— Я одного не пойму, почему Сирин отправили в мир без магии?
— Думаю, у императора были на то веские причины.
— Интересно, какие? — с любопытством вопросила миссис Фьюстер.
Стоило ей успокоиться и жёсткие чёрные перья, появившиеся было на её голове, вновь улеглись мягкими светлыми локонами, а потемневшие глаза обрели прежнюю небесную голубизну.
— Мне-то откуда знать? Так спрашиваешь, будто я приближённый императора.
Видя, что отец больше не хочет говорить о Золотом императоре, миссис Фьюстер перевела разговор на другие темы. Правда, к тому времени они совсем близко подошли к водопаду, который шумел с такой силой, что она скорей догадывалась, чем слышала ответные реплики.
Скоро она заметила, что взгляд Хаоса то и дело обращается к высокой скале. Когда-то она обрушилась на дорогу, ведущую к левобережной части Расомского поместья, из-за чего теперь приходилось делать большой крюк. Скалу не трогали из-за Пана. В свои краткие визиты домой он постоянно пропадал на её куполообразной макушке, украшенной живописно изогнутыми соснами, и своей волшебной игрой на свирели заставлял часами грустить и радоваться окрестных крестьян.
— Нет, папа! Ты этого не сделаешь! — выкрикнула миссис Фьюстер, стараясь перекричать шум водопада.
— Вот зачем тебе эта морока? Напрямую здесь всего ничего, а из-за твоей дурацкой привязанности к мужу приходится давать здоровенного крюка, — проворчал демиург и, пряча насмешку, опустил руку. — Ладно, оставлю, всё как есть. В надежде, что она служит Пану предостережением. Ведь эту горную вершину ты пыталась обрушить ему на голову.
— Ну, зачем ты так? — вздохнула миссис Фьюстер. — Просто в то время я ещё не понимала, что любимых нужно принимать такими, какие они есть.
— Я бы с тобой поспорил, но тебя не переубедишь. У больных любовью одна общая черта: они слепы и глухи к доводам разума…
И тут, будто отстаивая своё право на любовь, запела свирель, да так нежно и страстно, что дрогнуло даже чёрствое сердце Хаоса.
— Никак твоё козлоногое счастье явилось, — заметил он и покачал головой, видя, какой радостью осветилось лицо дочери. — До сих пор не понимаю, что ты нашла в этом шуте. Конечно, ты у меня не красавица, но за тобой бегали далеко не последние из богов.
— Ну а мне нужен только Пан, — улыбнулась миссис Фостер. — Папа, давай не будем ссориться! У меня сегодня праздник: вы оба наконец-то вернулись. Будь ещё Лотико дома, моё счастье было бы полным.
— Я же сказал: не переживай! Во-первых, Золотой император не такой дурак, чтобы настраивать меня против себя. Во-вторых, Лотико — умный мальчик, он сумеет постоять за себя…
Льющаяся мелодия, серебряная и чистая, была настолько чудесна, что заставила умолкнуть не только Хаоса. Чтобы послушать божественного музыканта зачарованная наяда остановила бег воды и вышла на берег. Закрыв глаза, она взмахнула полупрозрачными руками и плавно закружилась, а волшебная свирель всё пела и пела, любя и тоскуя по той единственной, что дорога сердцу музыканта. Жалуясь, она пела о том, насколько он измучен долгой разлукой и одиночеством, но не смеет явиться любимой на глаза, боясь, что ему откажут в прощении.
Мелодия, рвущая сердце, всё не кончалась и миссис Фьюстер украдкой смахнула слёзы. Лишь тогда Пан рискнул появиться перед ней.
Бог дикой природы и плодородия действительно имел козлиные ноги и рога, но, вопреки досужей молве, он не был уродом. Красивое лицо скульптурной лепки обрамляли кудрявые светлые волосы, которые ниспадали на не менее скульптурный торс.
Козлоногий красавец, которого в миру звали мистером Фьюстером, опустился на одно колено, а затем с мольбой и ожиданием на лице, протянул жене алую розу и с чувством продекламировал:
Любимая!
Я в смятении! От волненья чуть жив.
Онемели уста. О прощении не смею просить.
Лишь сердце робко надеется, что я ещё не забыт.
Ну а если напрасно надеется, значит, незачем больше жить.
Да, душа моя, да! Я хочу умереть.
Пан бездельник и пьяница. Да, похотлив.