Мир-Цирк. Город Барабу. Песнь слона
Шрифт:
— Откуда это у тебя?
— Купила в Тарзаке. Разжигай огонь. Холодно. Я жутко замерзла.
Чужак несколько раз ударил кресалом о кремень и высек крупные искры, осыпавшиеся в пучок сухого, прекрасно воспламеняющегося мха. Мох задымился, и вскоре на его поверхности заплясали язычки огня. Чужак быстро подложил ко мху коротенькие обломки сухих веток, а на них — более крупные. Через мгновение в темноте возник крошечный оазис желтого света.
Тарзака положила завернутое в листья тесто на свой мешок
— Пришло время выполнять обязательство нашего уговора.
— Какого уговора? — недовольно отозвался Чужак.
— Ты обещал отплатить мне за мою одежду и вино.
— Не помню я никакого уговора, — ответил Чужак, пожав плечами. — А что я такого говорил?
— Ты пообещал научить меня читать мысли и предсказывать будущее. Скажи, какое будущее ждет меня?
— Я не видел твоего будущего. Я не ясновидящий.
— Но когда я вернулась, ты угадал, что это я, угадал, даже не повернув головы в мою сторону.
— Но ты ведь оставила у костра свои вещи. Было ясно, что вернуться за ними можешь только ты. У любого другого хватило бы благоразумия переждать дождь.
Он посмотрел на дорогу, ведущую в сторону Мийры, которая становилась все темнее. Затем снова повернулся к костру.
— Послушай, Тарзака, иногда я заранее вижу то, чему суждено произойти. — Он указал рукой на огонь. — Но это все равно что посмотреть на костер и увидеть, что в него нужно подбросить дров и что на этом костре скоро испекутся лепешки.
Гадалка посмотрела на своего собеседника долгим взглядом.
— Я слышала песнь о Крошке Вилл и еще кое-какие сказания. Это — что-то новенькое.
— Не совсем, но, может быть, до известной степени это так, — пожал плечами Чужак. — Я видел, как слоны лишили жизни мою сестру, прежде чем это произошло на самом деле. Но я знал слонов, знал сестру, знал, что такое мийрский крааль. — Его взгляд снова вернулся к языкам пламени. — Я не видел будущего, я видел лишь то, что моглопроизойти.
— И все-таки, что же ты в своих мыслях увидел обо мне?
— Ничего я не видел о тебе.
— Ничего? — спросила Тарзака и прижала руки к груди. — Совсем ничего?
Чужак рассмеялся:
— Я хотел сказать, что твое будущее скрыто от меня. Я очень мало о тебе знаю. Мне ничего не известно ни о твоей болезни, ни о чем-либо другом. Я должен многое узнать, тогда это знание сольется воедино в моей голове и создаст определенную картину.
— Но тебе известно то, о чем ты мог и не знать. Чужак покачал головой. Затем подбросил в костер хвороста и снова посмотрел на Тарзаку.
— Я только взял из твоего разума ту картину, которую показали твои мысли. Я могу узнать лишь то, что известно тебе самой. Чтобы увидеть возможный исход твоей болезни, мне необходимо узнать о тебе больше. Узнать, как работает твое тело, как протекает болезнь и все такое прочее.
— Говорят, будто твоя мать умеет передвигать предметы при помощи мысли. А ты умеешь делать подобное?
— Немного. Нужно постоянно тренироваться, чтобы развить эту способность.
Чужак взял в руки ветку и, разломав ее на мелкие части, бросил их в огонь.
— Меня всегда интересовало другое. Скажи, ты знал о том, что обладаешь такими способностями, и ничего не делал, чтобы развить их? Тогда ты просто дурак, Чужак.
— А зачем дрессировщику нужно обладать такими способностями? Скажи мне, гадалка!
Глаза Чужака сузились. Он собрался было сказать что-то, но остановился. Немного помолчав, он все-таки спросил гадалку:
— Что ты сейчас хотела сказать?
— Прочитай мои мысли, — насмешливо ответила Тарзака. Чужак медленно закрыл глаза, потом резко распахнул их.
— Да. — Он посмотрел на огонь. Глаза его застилали слезы, размывая изображение пламени. — Да. Я мог бы спасти Мэй, если бы тренировался в мысленном передвижении предметов. — Помолчав, Чужак рукавом смахнул с глаз слезы. — Спасибо тебе, Тарзака.
— За что?
— За то, что превратила мою боль в ад.
Гадалка, не вставая, наклонилась вперед и выложила лепешки на раскалившиеся камни. Затем приняла прежнее положение.
— Ты научишь меня этому, Чужак?
Ее собеседник какое-то время молчал, затем встал и подошел к обрыву. Остановившись на самом краю, он заглянул в простирающуюся у его ног черную бездну. Внизу гулко рокотал поток, образовавшийся после недавнего ливня. Затем обернулся к Тарзаке:
— Я научу тебя. — Он поднял руку и показал на бездну. — Но нам придется отправиться в путешествие. Надо перебраться через ущелье, подняться на вершину Змеиной горы, после чего выйти к Великой топи. Там мы займемся поисками детей тех, кто учил мою мать. Она рассказывала мне, что они обладают знаниями своих родителей. — Чужак опустил руку и посмотрел Тарзаке в глаза. — Используя твой разум, они могут убить тебя, свести с ума — всего лишь ради забавы, наблюдая за твоими мучениями. Ты еще не раздумала учиться, Тарзака?
Гадалка привстала, потрогала рукой лепешки, села на место и ответила:
— Нет. Не раздумала. Но зачем для этого переходить горы? Почему бы нам не отправиться обратно и не пройти через Мийру? Чужак вернулся к костру и сказал:
— Я не могу показаться в городе, пока не умер последний слон.
— А я все-таки пойду!
— Почему?
— Я же гадалка. Я стану лучшей гадалкой и окажусь полезной для цирка.
— Цирка?! Какого цирка? Цирка давно нет! Цирк мертв! — На мгновение замолчав, он добавил уже более спокойным тоном: — Цирк мертв.