Мир Дому. Трилогия
Шрифт:
Я стою в дверях, не решаясь шагнуть внутрь, и с восхищением обозреваю его жилище. Я бывал тут не раз, но мне всегда страшно сделать первый шаг за порог – обиталище Дока словно из другого мира. У него две жилых комнаты – зал и спальня. Про спальню не знаю, не бывал – но вроде бы говорят, что она довольно обширна. Впрочем, зал тоже не мал – большая комната, квадратов тридцать, с диваном, двухметровым телевизором, книжными полками, двумя креслами и журнальным столиком. Телевизор ему вроде бы подарил Смотрящий, мебель же сделана номерами и преподнесена в дар за разнообразные услуги. Понятно,
– Ты ноги-то сперва помой, – ворчит Док мне в затылок. – От твоих онучей трупаниной несет. Хуже, чем в предбаннике Химии…
Тут ему сложно возразить – уж кто-кто, а Док в трупных запахах понимает побольше других.
– Извини, Док. Сейчас…
– Давай. Где мыться, ты знаешь…
Я знаю. Общая помывочная в общем коридоре, чуть дальше его апартаментов. Мне туда. У Дока две помывочных. Обычная, с кое-как налепленной плиткой и краном – для больных, персонала, да и просто для всех гостей, кто у него бывает, – и вторая, говорят, настоящая душевая, лично для него. И для Ритулька, когда та ночует у Дока. Мне от такой невеликой чести носа не воротить, и я, приходя к Доку, всегда рад лишний раз помыться.
– Док!
– Что?
– А мыло?
– Совсем охренели… – сетует тот и мяконько шаркает ко мне. Гостевую помывочную закрывает кусок пленки – из-за нее и появляется чисто-холеная белая рука эскулапа, держащая мыло кончиками пальцев. – Ходят как к себе домой, даже мыла при себе нет…
– Ты ж сам пригласил, – ухмыляюсь я. Док частенько ворчит – но ворчит чисто для вида, безобидно.
– Что верно, то верно, – соглашается он и шаркает себе куда-то дальше. Тапки у него натуральный ништяк – пошитые из обрезков чего-то теплого и мягкого, с прорезиненной подошвой. Тоже подгон от номеров.
Я тщательно моюсь, жесткой мочалкой соскабливая трехдневную пленку пота и грязи. К Доку достаточно ходить хотя бы просто за этим – и я рад бы забегать хоть каждый день. Да что-то не приглашает.
Минут через пятнадцать я уже сижу в одном из его кресел. Кресло хоть и сделано нашими же умельцами – но сидеть в нем чрезвычайно удобно. Набивка внутри из мягких гранул – такие всегда есть в коробках и ящиках для плотной упаковки – а само седалище перетянуто синим, в рубчик, бархатом. Этого добра хватает у хозблока, он почти весь ушел на устройство Норы. А откуда взялся – никто не знает.
Док – напротив. Он сидит в кресле, сделанном из стальных полос, когда-то служивших большой платформе ограждениями, а теперь ставших рамой для его седалища. И он почему-то внимательно разглядывает меня – причем с таким видом, будто я невесть какая диковина, и он не видывал меня до сего момента никогда в жизни.
– Воды налей себе, – говорит он, набивая свою трубочку каким-то зельем.
Я киваю и протягиваю руку за графином на столике. У Дока есть много всяких вкусных вещей – какие-то из Норы, какие-то он делает сам – и в целом все они направлены на расслабон и кайфануть. Но Док умный, он прекрасно понимает ценность обычной чистой воды. Не прошедшей через фильтры, не восстановленной – а именно чистой. И вода у него есть всегда.
Графин стоит рядом с красным телефоном – и я осторожно беру его за ручку, чтоб не дай бог не потревожить этого зверя. Красный телефон – прямая связь со Смотрящим. Я это давно знаю, Док как-то раз по пьяни сказал. Снимаешь трубочку – и где-то наверху, на третьем уровне, в апартаментах Смотрящего, раздается звонок. Мне даже немного волнительно – в полуметре от меня аппарат, который позволяет говорить с самим Верховным Его Величеством. Тварью поганой… Жаль, что нет такого средства, посредством которого можно через телефонную трубку убивать. Уж я бы тогда сразу за трубочку ухватился…
Я беру стакан, пригубливаю – и откидываюсь на спинку. Как же здорово сидеть этой креселке! Как охренительно вытянуть ноги, как приятно провалиться в глубину, чуть подающуюся под моим весом… Вот это жизнь!..
– К хорошему не стоит привыкать, – ухмыляясь, делится мудростью Док и закуривает. – Хорошее стоит воспринимать ежесекундно и ежеминутно и не бояться потерять. Тогда жить будет намного проще.
Мне, наверно, есть что ему сказать в ответ, касательно таких измышлений… Но зачем? Может, он и прав. Тем более, что он старше и опытнее меня. Старше больше чем в два раза – он уже глубокий старик для Гексагона, хотя и не выглядит таковым. Все ж условия жизни у нас сильно разные… И я пропускаю его слова мимо ушей.
– Ты хотел поговорить?
– Именно, дружочек, именно…
– Док, я всегда рад тебя послушать. Но даже не догадываюсь, на кой хрен я тебе сейчас нужен.
– А я тебе подскажу, – он глубоко затягивается. Дым плывет из трубки, он чуть сладковатый и приятный на вкус. Впрочем, дымки Дока опасно вдыхать, и если бы не вытяжка под потолком, засасывающая бледно-синие разодранные пряди, я бы старался дышать поменьше. – Ты вроде бы собираешься в следующий уик-энд выйти в Круг и подзаработать Крюку баблишка?..
Я молчу. Молчу и пытаюсь прокрутить в башке, откуда дровишки. Наша с Крюком договоренность вышла за пределы узкого круга посвященных. Раньше это были только я и Крюк. Теперь – Док. Он третий, кто в курсе. Знают трое – знает свинья?..
– В курсе только я, – угадывает мои мысли Док. – Не изволь волноваться.
У меня немного отлегает – но вопрос, с чего бы вдруг Доку говорить об этом – остается. Получается, что особой опасности нет и никто не лишит меня ласки у Ласки.
– А тебе это зачем? Так, для интереса?
– Ты мне нравишься, – усмехается он. – А еще больше нравится Васька. Ну это ты и сам знаешь…
Это я знаю. Док даже не скрывает, что Васька ему по душе. Весьма сильно – так сильно, что он готов отстегивать капо свои услуги в полцены, если б та решила перевестись к нему в Медчасть. Но Док у нас мужчина своеобразный – такая уступка капо лишь дань уважения, потому что важнее тут факт «если б та решила».
– И?
– В следующий уик-энд против тебя собираются ставить Керча.
– Это точно? Уже решено? Я говорил с Крюком – вроде бы тогда это было «как вариант»…