Мир фантастики 2014. На войне как на войне
Шрифт:
Снова появилась икринка, фельдшер вытянул шприцем её содержимое, а потом уколол бойца с тем расчетом, чтобы «живая вода» сразу попала к порезам.
Мокей почувствовал, как теплеет раскрытая ладонь. Чаще забилось сердце, по спине и ногам забегали мурашки. Пришло спокойствие, отрешенное, безучастное довольство судьбой. Какой-то голос из детства зашептал на ухо, что надо просто стоять вот так, ничего не делать, и скоро наступит счастье.
Боец зашипел, задергался от боли. Люди вокруг напряглись – это всё сейчас отдавалось
– Терпи, – первый фельдшер взял лопаточку, похожую на плоскую ложку, и этой лопаточкой стал прижимать формирующийся рубец, чтобы наружу не поперло дикое мясо.
Дергенько шипел, кусал губы. Участилось дыхание, было простым глазом видно, что и сердце у него колотится на пределе. Фельдшер продолжал давить, изредка помогая себе пальцами.
Людям в кругу тоже было несладко – пришли страх и ощущение безнадежности. Сладковатое наваждение первых секунд отпускало, а вот силы на выздоровление раненое тело брало как хотело.
Минута-другая – и напряжение стало спадать. Рубец сформировался, давить уже больше ничего не надо было, а когда Дергенько поднял руку, показывая, что с ней полный порядок, все как по команде сложили ладони.
– В распоряжение второго комроты шагом марш! – Мокей, который со всеми сейчас разминал болевшие пальцы, выкрикнул команду, будто излеченный боец вышагивал на плацу.
Дергенько, хоть и был сейчас дьявольски голодным, не стал волынить, тут же вскочил, подобрал у лестницы автомат и ушёл в бой. Лечение почти не укоротило его жизнь.
– Командира точно потянем? – спросил у первого фельдшера Мокей.
Всё-таки не выходит из меня нормального комбата, с застарелой досадой подумалось ему.
– Должны. Он не тяжелый, – Водин как раз подтаскивал тело командира к центру подвала. – В том смысле, что весь свинец навылет, сердце цело, разве только легкие… Да и ребра. Он от болевого шока, скорее всего. Я ему консервант почти сразу вколол, крови много не вылилось.
Гимнастёрка сошла за простыню.
Раны на мертвом теле первый фельдшер прижёг ещё в бою.
Несколько глубоких вздохов – и люди в подвале снова показали свои ладони.
– Товарищи, – Водин, стоя на коленях перед телом, как раз набирал в шприц содержимое второй икринки, и тон его голоса стал добродушно-примирительным. – Па-апрошу не напрягаться. Когда почувствуете слабость, не старайтесь её перебороть. Просто засыпайте.
Укол «живой водой» в сердце дело хорошее, но препарат требовалось разогнать по сосудам. Фельдшер начал массаж миокарда – по науке, упираясь руками в грудную клетку.
– Эники беники ели вареники, эники беники ели вареники, эники беники…
Тело начало подёргиваться. Резкий вздох, похожий на всхлип. Движения стали сильнее, и фельдшер, не дожидаясь, пока командир забьётся в судорогах и сломает себе что-нибудь важное, просто сел ему на живот.
– Эники беники… – Массаж нельзя было прекращать.
– С…Су-у-ука, –
Водин давно не обращал внимания на остаточные воспоминания пациентов.
– Как себя чувствуешь?!!! – Фельдшер закричал во весь голос, будто контуженому. – Мешает?!!! Давит?!!!
– Здесь, – Камеров, шипя от боли, показал себе куда-то в район селезенки.
Фельдшер слез с командира, прощупал указанное место и побыстрей воткнул туда длинную иглу из набора. Брызнула лимфа, кровь.
Тут снаряд из «восьмидесятки» попал в одну из стен бывшего сельсовета. Ухнуло порядочно. В подвале с потолка посыпались щепки и труха. Всё затряслось, но, кроме пыли, неприятностей не было.
– Сейчас полегче станет!! Не дергайся, лежи!!
– Уху, – Камеров часто дышал, сердце билось как бешеное.
Остатки консерванта распадались под действием «живой воды», организм восстанавливался и одновременно пожирал сам себя. Несколько минут фельдшер смотрел, как всё более отчетливо выпирают рёбра, но до кризиса дело не дошло.
Круг ладоней распался.
– Обс… обстановка, – выдохнул командир.
– Полчаса абсолютного покоя, – Водин едко улыбнулся, хотя пыльная и грязная физиономия не отражала всего сарказма. – Тут есть хорошая компания из парочки трупов и куля с мукой, они тебя не побеспокоят. Так что расслабься. И выпей.
Фельдшер влил пациенту в глотку несколько кружек самогона – для разжижения крови и общей подпитки сил.
Радист и один из селян бережно отнесли командира за картошку.
Люди, образовавшие круг, явно устали. Одна скоростарка в белой косынке без сознания лежала на мешке, из носа у неё текла кровь.
Водин тяжело поднялся.
– Меняем состав, – фельдшер обернулся к начштаба. – Ещё сеанс – и у вас закружится голова. Если хотите командовать, то на сегодня с вас хватит.
Мокей был не против, только напрягся. Если он перестанет отдавать жизнь, то останется только одно местно, где ему положено находиться, – передний окоп. Такая перспектива не слишком вдохновляла Мокея, но фельдшер говорил правду – голова должна быть ясной, батальон без команды сейчас оставлять нельзя. Начштаба переговорил с радистом. Черкнул на бумаге несколько имен, отдал листок Водину. А потом вызвал по телефону Проха и ушел в бой.
В подвал заносили следующего раненого, с распоротой голенью, и тянулись новые селяне. Первый фельдшер не интересовался людьми вокруг, лишь бы они не забывали держать открытыми ладони. Однако и он улыбнулся, когда Ярина Семёновна углядела среди добровольцев шестнадцатилетнего паренька и взашей прогнала его, честя как последнего сопляка и неумёху.
Это было правильно.
Только вот фельдшеру ещё надо было «вспомоществовать воскрешениям», как говорили во времена его деда, и ставить на ноги раненых.