Мир фантастики 2014. На войне как на войне

Дивов Олег Игоревич

– Товарищ военврач, – глухим голосом вдруг начал Мокей, – вы всё правильно говорите, но бой ждать не будет. У меня пятнадцать человек с неправильно сросшимися рёбрами. Или с несросшимися. Нужен кальций, и в таких инъекциях, чтобы они живы были. Есть снайпер контуженый, вроде отпустило, но кто его знает. А дистрофикам витамины нужны. И много.

Врач несколько удивленно посмотрел на Мокея – тот уж больно резко переменил тон.

– Бойцы нашли сейф. Там семнадцать самоспасателей. Бухен… черт, не могу выговорить, – начштаба в раздражении

отбросил недокуренную сигарету.

– Всё цело, не разбито? – Врач буквально расцвёл, и казалось, что сейчас бросится целовать Мокея.

– А то.

– Как здесь оказались такие вещи? – Толбаник не верил своему счастью.

– Мало ли? Думаете, они там друг у друга не воруют? «Бурые» у «черных» небось увели и на партизан спихнули. А мы вот нашли. Факт.

– Батенька, поздравляю, – военврач затряс ему руку.

– Но мы ведь не будем говорить о товарно-денежных отношениях? – несколько заговорщицким тоном продолжил Мокей.

– Что за мерзость приходит вам в голову? – подыграл ему Толбаник.

В «европах» уже лет пятьсот воскрешение считалось делом почти что индивидуальным. Личным разговором со смертью. Оно, конечно, взаимовыручка окончательно не исчезла, особенно в семейном кругу. Но солидный человек свои проблемы должен решать сам. На чёрный день запасы откладывать.

Тот самый мелкий палевый гриб, из которого «живую воду» получали, он силы впитывал. И отдавать мог. Надо было только по груди и лицу покойника рассыпать – вместо открытых ладоней работал. А если ещё переливание собственной крови, так вообще радость. Донора своего гриб помнил и чужому человеку был бесполезен. Только его требовалось в термосках держать. И режим соблюдать, чтобы не протух, не испортился, силы на самого себя не потратил.

Эти самоспасатели-термоски ювелирной точности изделиями должны были быть – чтобы и температуру, и влажность неделями держать. Работа потоньше любой орудийной панорамы или танкового прицела. А даже с прицелами пока у своих заводов не очень получалось… Так что за трофейными самоспасателями охота серьезная шла, вплоть до анонимок в особые отделы.

Перед важной операцией пациент мог за неделю хороший запас сил накопить. Даже тыловые госпитали, в которых можно было глаз или пальцы наново отрастить и где большие ванны с палевой грибницей стояли, – тоже за термосками следили и собирали их где могли.

Мокей и Толбаник почти сразу ушли от темы «бухенов…», но в голове каждый прикидывал, достаточные ли козыри пошли в дело.

– А из фельдшеров я ни одного нормального за последний год не видел, – неторопливо рассуждал начштаба. – Которые хамы, которые недоумки, а кто и вот так, под чуждый элемент маскируется. И считаю это правильным. Только неприязнь остальных людей спасает их от косвенных прибытков…

– Косвенные прибытки? – удивился врач. – Никогда не понимал бухгалтерии. Мы зовём это утечками.

– Наш знает, что, если он будет чужие крохи для себя брать, хоть через утечки, хоть как – убьют. Потому выкаблучивается.

Одно время даже денщика себе пытался завести, приспособить рядового. Только нельзя, перебор выходит.

– Они все это знают. Кстати, в курсе, какой у первых фельдшеров самый распространенный кошмар?

– ?

– Вокруг пустыня, черное небо и черный песок. Все мертвецы прошлых войн встают перед ними, ряды скелетов, форма старых лет и совсем новая. Они хотят жизни, им надо идти в бой, драться. Только вот за спиной у фельдшера ни одной живой души. Это, между прочим, тоже с прошлой войны. Какой-то француз-режиссер фильм снял, и оно пошло гулять.

Начштаба посмотрел на Водина немного другими глазами. Что ж, будем знать, но ведь это не причина нарушать приказы?

– Ладно, – военврач для себя уже всё решил. – Те, у кого конечности были переломаны или дефицит массы зашкаливает, здесь останутся. Остальных успеем подлатать. Стоп, – он вдруг схватил начштаба за руку. – Болванчиков у вас нет? А то знаю я, многие надеются, что, раз череп обратно сросся, те в разум войдут.

– Матвей Георгиевич? Вас ведь так звать? Я не стал бы просить о таком. Это не моё.

Насчет людей с повреждениями мозга приказ был издан много более жесткий, чем шестнадцатый. Тухляк в конечном итоге представлял небольшую опасность. Его было видно с первого взгляда. А люди, у которых пуля стерла часть воспоминаний и усвоенных в детстве правил, могли запросто со свечкой на пороховой склад зайти. Или убить человека, на которого в полном рассудке никогда бы руку не подняли.

Таким раненым просто не давали «живой воды».

Хотя война большая, и бывало всякое.

– Идём посмотрим твоих, – военврач докурил сигарету до пальцев.

И пока в палатки заносили оборудование, пока все расставляли по местам, стерилизовали и готовили, прямо на земле, на остатках мебели, начали обрабатывать бойцов.

Это было не как раньше, когда вокруг больного вся семья собиралась и «Господи, помилуй» тянули. И не грубая передозировка у фельдшера. Если по науке, с расчетом массы тела, с капельницей и соматогеном, то можно было обмен веществ легонько подтолкнуть, самую малость. Этого хватало, чтобы за пару часов человек хоть немного массу тела подправил.

А соматоген дорогого стоил. Небольшие банки с янтарного цвета содержимым и шуточными корявыми надписями «рыбий жир» на этикетках. Местные, которые сновали здесь же и голодными глазами смотрели на эти банки, понимали, что такой баночкой всё село пару дней может питаться. И детям соматоген давать после голодовок лесных – полезней не бывает. Да только эти баночки в бойцов, как в печки, уходили.

Опивки, правда, оставались. И хмурому сержанту-медику, который головой отвечал за ящики с банками и который имел право стрелять без предупреждения, ему было всё равно, кто вылизывает эти банки досуха. Распечатывал, выдавал, смотрел, как пьют, принимал. Лишь бы счёт сходился и люди в погонах свои калории получали.