Мир Феликса
Шрифт:
— Если вкратце, в момент срабатывания пси-вирус сохраняет состояние сознания в своей структуре. Наш вирус вызывает обратное срабатывание, и сознание восстанавливается.
— Поразительно. Я до сих пор не верю. — Возбужденно, с аппетитом проглотив информацию, произнёс Андрей.
— Я тоже. Но дело ещё не закончено.
Андрей с интересом осмотрел Экскубатор, остановив взгляд на слоте для вируса.
— Это место… Это то, что я думаю? — С сомнением спросил он.
— Да. Это воздушная турбина, способная в миг распространить вирус по всему городу. — Как знаток, объяснил я.
— Он и в правду гений. — Осмотрев
— Верно. — Согласился я. — Поэтому нужно сеять антивирус всеми возможными способами, по всему миру, чтобы не оставить ему шансов.
— Что случилось? Артур, почему ты в маске? — Директор особенно долго приходил в себя. Наверное, сильно ударился при падении. — И где мы вообще?
— Все хорошо, Иван Иваныч. — Твердо заверил я. — Нам понадобится ваша помощь. — Андрей послал мне вопросительный взгляд, ожидая объяснения. — Когда я сбежал от Феликса, он объявил биологическую опасность, поэтому его копии в здании обзавелись респираторами, многие из них вышли на улицу. Лишь единицы знают о том, что происходит на самом деле, и в этом наше преимущество. Вам нужно отправиться на этаж ниже, туда, где ты исцелился. Там есть командный пункт. Иван Иваныч объявит по громкой связи, что опасность заражения устранена и что всем нужно вернуться на свои рабочие места и открыть окна. Я останусь здесь, дождусь объявления, выжду время и запущу установку.
— Бред какой-то. Какую установку? Что происходит, в конце концов? — Директор смотрел через едва открытые веки, будто с серьезного похмелья, тон у него был страдальческий. — И почему у меня болит голова?
— Все в порядке, Иван Иванович. Если по-простому, нас хакнули. — Как специалист, объяснил Андрей.
— Что..? — Директор лишь приподнял правую бровь.
— Андрей…? — Удивился Антон, увидев старого знакомого. Его лицо было по-прежнему красным и мокрым, но вместо страха смерти на нем, как и у всех, кто только что пришел в себя, установилось тотальное недоумение.
— Нужно спешить. — Андрей, так же, как и я, ощущал ускользание времени. Некоторые осведомленные копии оставались при своем разуме, никто не знал, что они могли предпринять.
— Иван Иваныч, коллеги, идёмте за мной. Скоро мы вам все объясним. — С толком дела выступил Володя. Андрей дал добро, подняв большой палец, и Володя, с осознанием своей исключительной важности, повел людей к выходу.
— Есть ещё кое-что. — Поспешил добавить я, пока Андрей не отправился за ними. — Там, этажом ниже, много людей, не заражённых, Феликс заточил их в бункере, словно крыс, для своих опытов.
— С ума сойти… — Произнес Андрей, и взгляд его на секунду потускнел. — Он маньяк…
— Надо действовать. — Подытожил я его мысли.
— Да. Встретимся, когда закончим дело. — Андрей был на эмоциональном подъеме, и это единственное, что отличало его от меня. Вероятно, он не учел одну важную деталь насчёт меня в нашей миссии.
— Боюсь, что нет. — Без лишней драмы вымолвил я, и лицо его в миг переменилось.
— Почему?
— Ты знаешь, почему. — С намеренным хладнокровием ответил я. Андрей задумался, его глаза медленно наполнялись грустью.
— Ты окончательно решил? — Спросил он с призрачной надеждой.
— Да. — Твердо ответил я. — Это правильный исход. Мы знали, что так будет.
Андрей принял ещё более задумчивый вид.
— Постой… В тебе два экземпляра пси-вируса. Ты уверен, что они сработают в нужном порядке?
— Да. — Заверил я. — Я проверял этот случай на собаках. — Чтобы закрыть эту печальную тему, я протянул ему пульверизатор. — Возьми, он тебе пригодится.
Андрей смотрел на мое оружие с содроганием:
— Спасибо… Как только выберусь отсюда, навещу родителей… и найду Настю.
— Теперь ты должен обнимать ее за двоих. — Произнес я с игриво-строгим настроением, сумев, наконец, изобразить улыбку. Да, под маской ее не было видно, но наверняка она слышалась в моем голосе.
— Обязательно. — Подхватив мой тон, ответил Андрей.
— А ещё… познакомься с Артуром, он хороший парень. — Уже совсем радостно и смиренно добавил я. — И познакомь его с Настиными подругами.
— Как скажешь. — С теплой улыбкой произнёс Андрей.
Больше нам нечего было сказать друг другу, и мы просто молчали, обдумывая все, что нам пришлось пережить, и запоминая ощущения от этого необычного знакомства.
— Ну все, пора. — Я оборвал наше умиренное молчание.
Андрей крепко обнял меня, это было самое странное ощущение от объятий за всю мою жизнь. Не думал, что мне придут в голову такие мысли, но если бы я решил заполонить планету своим коллективным интеллектом, уверен, у меня получилось бы лучше, чем у Феликса: осознание того, что мой донор продолжит нашу жизнь, давало мне удовлетворение и полное спокойствие перед уходом в небытие. Хотя, кто я такой, чтобы судить об этом. Мы не знаем, как власть изменит наш характер, что уж говорить о глобальном господстве.
Андрей и другие исцеленные скрылись за дверью, а я остался ждать сигнала. Думая о том, насколько невероятным казалось их спасение, я понял вдруг, что рано или поздно мир вернулся бы к привычному порядку, пусть через сто поколений, природа человека, как и природа вещей, возьмёт свое, и жизнь возродится во всем своем многообразии.
Все возвращается к началу, вот ты повсюду, вот ты один и вот тебя нет. Если отбросить различия между мной и Феликсом, между всеми людьми на Земле, остаётся одно незыблемое сходство: каждый из нас по своей природе одинок. Степень одиночества может быть разной, но абсолютно у каждого человека в его многослойной личности есть слой, не доступный никому. Если проводить аналогию с планетой, этот слой ближе всех к ядру, и именно в нем кроется истина — то самое, настоящее, что определяет личность, ее скрытые и явные мотивы. До него практически невозможно добраться извне, и только наедине с собой, в своих мыслях, мы возвращаемся к нему. Кто-то делает это раз в год, кто-то живёт так всю жизнь. Очень характерно, что именно знакомство с таким исключительным экземпляром, как Феликс, помогло мне понять человеческую природу. Единственный способ полноценно разобраться в устройстве мира — увидеть мир другой. Этим миром стал Феликс. Он сумел вывернуть личность наизнанку, сделать личное всеобщим. И нет объективной истины, чей мир лучше, я так упорно и неистово борюсь за свой, просто потому что он мне дорог. Это как инстинкт самосохранения — мы не в силах досконально объяснить свою привязанность к жизни, поскольку она является частью «ядра».