Мир Гаора
Шрифт:
– Нет, фронтовик, это ты слишком быстро помереть хочешь, мы ещё поговорим. Ты у меня поползаешь, сиделец из Чёрного Ущелья.
Ствол чуть-чуть сдвинулся, щёлкнул курок, ослепительная вспышка от выстрела в упор, и... стрелком спецовик был классным. Пуля чётко вошла в голову Кисы, словно взорвав её, забрызгав лицо и руки Гаора кровью и ошмётками мозга, но его самого не задела.
Раздался неясный гул, охранники вскинули автоматы, целясь вверх, над головой Гаора. Но ему было уже не до этого. И вообще ни до чего.
Бережно опустив на бетон тело Кисы с раздробленным черепом, он выпрямился во весь рост, медленно поднял к
От ворот бежали с автоматами наготове охранники, выстраиваясь в цепь. Но автоматы были нацелены вверх, на медленно двинувшуюся вперёд толпу. Стояла та же тишина, и в ней вдруг медленно прорезался страшный утробный горловой рёв, в котором не было уже ничего человеческого. Это, не сознавая уже ничего, закричал Гаор.
Выждав момент, когда ему целили в лоб, Гаор кинулся вперёд, поднырнув под возможную пулю. Охранник успел выстрелить, но пуля прошла над головой Гаора, а его тело уже врезалось во врага, отбросив его назад и вниз. Зажав мёртвой хваткой правую руку противника, отведя её в сторону и не давая вывернуть кисть и выстрелить себе в бок, Гаор остервенело бил головой в лицо противника. Правой рукой и локтем он блокировал его другую руку. Тот бился под ним, пытаясь если не сбросить с себя, то хотя бы перевернуться и оказаться сверху. Гаор наваливался, вдавливая, впечатывая его в бетон, ему удалось коленом ударить врага между ног, тот захрипел, но сознания не потерял, и, понимая, что руками ему не дотянуться, что как только он освободит хоть одну руку, тот победит, Гаор вцепился зубами в его горло.
Когда и откуда появился во дворе Гархем, никто потом не мог и даже не пытался вспомнить. Просто вдруг он возник в пространстве между толпой рабов и сцепившимися в смертной схватке рабом и охранником, невозмутимо огляделся, не спеша, подошёл к борющимся, наступил на откинутую в сторону руку охранника с зажатым в ней пистолетом, прямо на кисть, потому что запястье сжимали закостеневшие в усилии пальцы раба, достал из кармана пальто небольшой пистолет с врезанной в рукоятку наградной пластинкой, перехватил его за ствол и, наклонившись, ударил рукояткой по рыжему лохматому затылку. Оба тела, вздрогнув, застыли. Аккуратно подцепив носком ботинка под рёбра, Гархем откатил верхнего. Теперь они лежали рядом, оба, залитые кровью, и, казалось, мёртвые. По прежнему спокойно Гархем убрал ногу с руки охранника, забрал его пистолет, оглядел и спрятал в карман пальто. Оглядел рукоятку своего - не испачкана ли она - и убрал пистолет. Мельком поглядев на оцепеневшую толпу рабов, Гархем начал распоряжаться.
Короткими скупыми жестами и даже кивками и взглядом он подзывал нужных и отдавал приказы.
– Охрану на периметр... Мешок, упаковать и на утилизацию. Носилки и в санчасть, скорую пока не вызывать... В "ящик" на трое суток...
И подчиняясь его командам, охранники бегом вернулись к воротам и разбежались по наружным постам. Два надзирателя принесли чёрный пластиковый мешок на молнии, заложили в него окровавленное девичье тело, закрыли молнию и утащили волоком. Два охранника принесли носилки, взвалили на них тело охранника и унесли в сторону домика охраны. Ещё два надзирателя подошли к третьему телу. Один из них наклонился
– За ноги.
Надзиратели немедленно выполнили приказ.
По толпе прошёл неясный гул, но люди остались стоять на месте. Когда надзиратели скрылись за дверью, Гархем нашёл взглядом Старшего и кивком подозвал его. После еле заметной паузы Старший подошёл и встал перед Гархемом, глядя ему в глаза.
– Тряпки убрать, кровь замыть, а в остальном режим обычный.
– Да, господин управляющий, - с трудом разжал губы Старший.
– Ступай.
– Да, господин управляющий, - повторил Старший, поворачиваясь и медленно возвращаясь к остальным.
Убедившись, что все приказы выполнены, Гархем ушёл. Опять потом никто не мог сказать, куда.
Было ещё светло, и время до ужина оставалось, но рабы сразу ушли вниз. Только трое уборщиков замывали из шлангов кровавые лужи и полосы на пандусе: где лежала Киса, где была схватка, и где лицом вниз волокли Рыжего. Да ещё двое замывали такую же кровяную полосу внутри, через холл к верхней надзирательской. Замыв и убрав шланги, вёдра и тряпки, они ушли к остальным.
...Сознание возвращалось медленно, и он никак не мог понять, что с ним и где он. Он лежит, окружённый, сдавленный со всех сторон жёстким холодным металлом или камнем, болит голова, саднит разбитое лицо, боль во всём теле... его избили? Кто? Когда? Где он?... Не шевельнуться, не поднять рук... завал? Чёрное Ущелье? Сиделец из Чёрного Ущелья... Кто посмел сказать ему это? Кто?! Гадина, спецура... Он рванулся в бешенстве, но жёсткие твёрдые стены словно сжались и ещё сильнее сдавили его... Саркофаг? Он в в саркофаге?! Без погребального костра?! Заживо?! Нет!... и снова боль во всём теле и темнота. Он давно не видел такой темноты, только... нет! Киса... за что?! Гадина, сволочь, за что?!... И снова его сдавливает, не даёт шевелиться, дышать... Нет, не возьмёте, гады, гадина, не придушу, так загрызу, нет!...
Дежурившие надзиратели сидели на своих местах и только изредка косились на стоявший у стены продолговатый чёрный ящик, когда оттуда доносился хриплый, но не жалобный стон.
– Смотри, бушует ещё.
– Скоро затихнет.
– Думаешь, выдержит?
– Поспорим?
– Нет, с меня хватит. Один уже доспорился.
В дежурку вошёл Гархем. Оба надзирателя вскочили и вытянулись по стойке "смирно".
– Можете идти отдыхать, - спокойно сказал Гархем.
Надзиратели молча щёлкнули каблуками и вышли. Гархем подошёл к ящику, прислушался и осторожно ткнул носком ботинка в стенку. Донёсся хрип. Гархем удивлённо покачал головой: однако, какая живучесть!
– и вышел из надзирательской, аккуратно выключив за собой свет и заперев дверь своим ключом. Теперь в санчасть и посмотрим, что с тем. Внизу уже спокойно. Надо же, на грани бунта были, чудом не сорвались.
В спальнях было тихо, как никогда не бывает в выходной вечер. Молча и без вкуса поужинали и теперь без толку толкались в коридоре и спальнях. Случившееся было слишком страшным и необычным. Впервые на их памяти раб пошёл на господина, взял того за горло.