Мир Гаора
Шрифт:
Ему всё-таки удалось найти у Матуни сломанный механический карандаш и починить его. Помучились они с Мастаком, как следует, думал, не получится ни хрена, прикидывал уже, где ему в гараже стырить ручку и как протащить её через обыск, но... хорошо, что не пришлось. И он разрезал ту подаренную Сторрамом коробку, одну из больших картонок с обратной белой стороны расчертил на клетки, из другой и боковинок вырезал кружки, и получились совсем как настоящие шашки. Сначала он играл с Вороном, а остальные болели, держали на победителя и учились вприглядку. А потом и сами заиграли. Правда, всё шашечное хозяйство теперь держали у
Иногда Гаору становилось страшно, настолько у него всё хорошо сейчас, но тревожиться впустую он не хотел. Когда припрёт, тогда и трепыхнёмся. Пока тебя жареный петух не клюнул, живи и жизни радуйся.
Темнело теперь поздно, и на выходных до ужина свет во дворе не включали, что позволяло бегать и гулять по всему двору, кроме, понятное дело, фасадного. И тепло совсем, многие гуляли, как и работали, в одних комбезах на голое тело или даже в рубашках и штанах.
И Гаор вышел на двор в рубашке и штанах, без белья, сбросив его сразу, как снял после работы, в ящик для грязного. К его разминкам и отжиманиям, а он всё продолжал их делать, давно привыкли, и то, что он вместо ловиток на трубе своей крутится, ни вопросов, ни тем более осуждения не вызывало. Махотка, который теперь за ним хвостом и после работы ходил, даже с девками теперь меньше валялся - некогда ему стало - и сюда за ним припёрся.
– А энтому научишь?
– Давай, - согласился Гаор.
Вреда не будет, а насчет пользы... посмотрим. Силы у Махотки хватало, и подтягивания у него пошли. И тут... что-то, то ли шум на большом дворе изменился, то ли сердце у него ёкнуло, но он бросил Махотку висящим на вытянутых руках и побежал туда. Махотка немедленно спрыгнул и припустился следом.
На большом дворе все стояли и смотрели куда-то в сторону ограды. Было ещё совсем светло. Он влетел в толпу и стал пробиваться вперёд, ещё не зная, что там, но тревожась всё сильней и сильней.
– Рыжий, не психуй, Рыжий, - кто-то попытался придержать его за плечо.
Он одним движением освободился, продолжая пробиваться, ввинчиваться в толпу.
Пробился. И увидел.
Свободное открытое пространство основного пандуса, и внизу, ближе к воротам, стоят пятеро из внешней охраны. Трое без оружия, видно, сменились, а двое с автоматами. И среди них та самая сволочь, спецура. Стоит чуть впереди, поигрывает дубинкой. Она-то у него откуда? А вон ещё надзиратель с ними, без дубинки, значит, у него взял, зачем? Что задумал, гад? А к ним идёт, медленно неуверенно девчонка в оранжевом комбинезоне и с повязанным вокруг пучка волос на макушке красно-розовым лоскутком. Киса?!
Гаор рванулся вперёд. Но жёсткая ладонь Матери пригвоздила его к земле, стряхнуть её руку он не посмел. С другой стороны от него стал Старший, а сзади засопел Асил.
– Не психуй, Рыжий, - жёстко сказала Мать.
– Завсегда охрана с девками балуется. Не убудет от неё.
– Стой, как стоишь, - тихо сказал Старший.
– Сам залетишь и всех подставишь.
– Там же...
– выдохнул Гаор.
– Не слепые, видим. Стоять!
Широченные ладони Асила сзади легли ему на плечи, мягко, но властно потянули назад, в толпу. Пружиня, напрягаясь всем телом, Гаор пытался противиться этой силе.
– Путь стоит, - сказала Мать, - лишний шум будет.
Нажим немного ослабел. Гаор стоял теперь со всеми в напряжённом ожидании.
Вот Киса подошла, остановилась в трёх шагах. Зачем? Сволочь взмахом дубинки приказывает ей раздеться. Что, при всех насиловать будут?! Сволочь, шлюх городских ему мало?! И тут он с ужасом понял, что задумала сволочуга и зачем дубинка, и что означают эти жесты охранников. Спорят. На спор дубинкой зашибить. Огонь-Вседержатель, лишь бы не по хребту. Тогда, на гауптвахте, тоже охрана спорила, кто с одного раза штрафника в беспамятство уложит. Лишь это, не дура же, Киса, крикнуть ей, чтобы сразу падала? Нет... Нет! Не-е-ет!
Но он уже видел, что не об этом спор. Что Киса послушно вылезла из комбеза и ботинок и встала перед ними, и эта сволочь по-прежнему без слов, только взмахами дубинки заставила Кису встать перед ними согнувшись на прямых ногах и касаясь вытянутыми руками земли. "Столик". И сволочь заходит сбоку, так, чтобы видели, и спорщики, и столпившиеся наверху рабы, он и на них играет, заносит над головой дубинку как топор и с коротким горловым выдохом бьёт по ослепительно-белой девичьей спине.
Вскрикнула ли, падая, Киса, Гаор не услышал, не понял. Какая сила смогла вырвать его из хватки Асила и швырнуть вниз по пандусу к лежавшему на сером бетоне в немыслимом страшном изломе телу, сразу ставшему маленьким и по-мёртвому жалким.
С ходу упав на колени, Гаор схватил Кису за плечи. Жива?! Сволочь, позвоночник сломал, нет...?
– Киса, где больно, Киса?
Киса медленно открыла зелёные, тускнеющие, словно выцветающие глаза.
– Рыжий, мне не больно, Рыжий, я боюсь...
Подтягивая её к себе, пытаясь приподнять, Гаор не так видел, как ощущал, что от пояса Киса уже мертва. Сволочь, её за что?! Он поднял голову и увидел ненавистное улыбающееся лицо.
– Вот так, - бросил тот через плечо остальным, - гоните деньги. Я ж обещал одним ударом. А это никак фронтовик прибежал. Вот и отлично. Спорим, мне одной пули на две головы хватит? Ну, на недельную, кто рисковый?
Не отводя от него глаз, Гаор подтянул Кису, положив её голову себе на плечо, затылком к поднимающемуся стволу. "Одной пулей? Хрен с тобой! У Огня встретимся, я тебя там подожду, ты здесь не задержишься, а там поговорим на равных. Огонь нас рассудит". Но вслух он говорил другое.
– Ничего, Киса, ты только потерпи чуть-чуть.
– И всё кончится?
– вздохнула, обвисая на нём, Киса.
– Да, - твёрдо ответил Гаор, - всё кончится, сестричка. Ты только потерпи немного. Это не больно, Киса. Когда прицельно, то не больно.
– Рыженький, - тоненько заплакала Киса, - я боюсь, Рыжий.
– Не бойся, - голос Гаора был по-прежнему спокоен.
– Я с тобой, мы вместе, Киса, потерпи.
Почему-то было очень тихо, и всхлипывания Кисы и твёрдый голос Гаора звучали особенно отчётливо. И так же отчётливо Гаор видел побледневшие лица охранников, застывшего в рывке к ним - ему-то зачем?
– надзирателя, насмешливую улыбку и холодно блестящие глаза спецовика, и чёрный кружок пистолетного дула, медленно, как вслепую, нащупывающую наилучшую траекторию. Тянет время, хочет помучить? "Дурак, Киса не видит, а мне не страшно. Но если ты промахнёшься по мне, то тебе тогда конец, я тебя живым уже не выпущу".