Мир Гаора
Шрифт:
– Мы ж говорили, что до "печки" не забудешь.
– Не обеднеет твой.
Гаора усадили, вернее, уложили в кровать и стали кормить, поставив перед ним специальный поднос на ножках.
– Спиртного не надо, - сразу сказал он, - я за рулём.
– Да твоему на полицию накласть с присвистом, - рассмеялась Розанчик.
– Знаю, - кивнул он, - но столбам это не объяснишь.
– Ну, как хочешь, - не стали с ним спорить.
– А шартрезу выпей, - Вертушка бережно налила в маленькую рюмку тягучей тёмно-зелёной жидкости из маленького хрустального графинчика.
– Чего?
–
И ему в три голоса стали объяснять.
– Это ликёр.
– Сладкий.
– От него ни похмелья, ни чего такого.
– А силы прибывают.
Гаор взял в руки рюмку, задумчиво поглядел, понюхал. Запах другой, но цвет... и силы прибывают... нет, он "пойла" уже нахлебался и рисковать не будет. Но... но они-то, похоже, не знают, а если это и впрямь просто дорогое спиртное, а он трусит как последний дурак? Нет.
– А меня и так на вас на всех хватит, - сказал он самым бесшабашным тоном, решительно ставя нетронутую рюмку обратно.
– Ну, не хочешь, не надо.
Их покладистость сразу объяснилась следующей фразой.
– Нам больше достанется.
И пока он ел, они втроём "уговорили" графинчик почти до дна. Опустевшую посуду составили обратно, и Русалка таким решительным пинком выгнала столик за дверь, что Гаор укрепился в своём недоверии к шартрезу.
Как с него сдёрнули халат, прошло как-то мимо сознания, такую весёлую бешеную карусель устроили ему сразу вслед за ужином. Такого у него точно в жизни не было. И когда они все вчетвером обессилено заснули на развороченной кровати, последней его мыслью было: "Бывает же такое..."
Тёмная, украшенная не вульгарной позолотой, а благородной старинной бронзой мебель, тяжёлые идеально подобранные по цвету и тону портьеры скрывают окна и двери, в камине беззвучно горят ярким красновато-жёлтым пламенем дрова, пропитанные специальным ароматизатором... И тишина. Орнат Ардин, прикрывая и так еле заметную усмешку поднесённой к губам рюмкой с коньяком - настоящим, из Кроймарна, Ардинайлы никогда не разменивались на дешёвку - смотрит на поникшего в соседнем кресле своего племянника Фордангайра Ардинайла, в который раз удовлетворённо отмечая, что они ровесники, а выглядит дорогой племянник старше. Старик стариком. А последние известия совсем подкосили его. Правда, это ничего не изменит, однако... пустячок, а приятно. Но... но пора выказать сочувствие, смерть бастарда, к тому же единственного здорового из многочисленного, но ущербного потомства... удар сильный. Надо отдать должное, ударил Малыш мастерски. И подготовил, и провёл. И придраться очень и очень трудно.
– Сочувствую, мой дорогой.
Фордангайр кивнул, принимая соболезнования.
– Но всё не так уж безнадёжно. Кто помешает тебе попытаться ещё раз?
– Она сошла с ума, - глухо отвечает Фордангайр.
– Подожду недельку, но... всё равно придётся отправлять на утилизацию. Он ненавидит меня. За что?
Орнат понимающе и сочувственно кивнул, хотя больше всего ему хотелось расхохотаться. Дурак, ну, какой же дурак! За что? Да за то самое, что всегда встаёт между братьями, если им есть что наследовать. Причём величина наследства не играет ведущей роли. Ради гораздо
– Как Маленький?
– Ты знаешь, что всё так же! Не издевайся!
Так, племянник пришёл в себя, а значит... всё по-прежнему.
– И не думаю, - пожимает Орнат плечами.
– Почему ты во всём видишь подвох?
– Потому что вы все мои враги!
– кричит, срываясь на визг, Фордангайр.
– Все?
– удивлённо переспрашивает Орнат.
– Ну, кроме отца, конечно, - сразу гаснет Фордангайр.
– Да хранит его Огонь.
– Да хранит, - согласно кивает Орнат.
– Но я не враг тебе, как ты можешь такое думать, дорогой. Мы росли вместе, разве я ...
– Ты-ты, - раздражённо перебивает его Фордангайр.
– Если бы не дед, да будет ему светло у Огня...
– Да будет, - склоняет голову Орнат и начинает читать молитву Огню, Вечному, Животворящему и Справедливому.
Фордангайру приходится присоединиться к молитве, и к её окончанию он понимает, что ссориться с Орнатом ему не просто невыгодно, а опасно. Потому что тогда Орнат подружится с Фрегором, а это... этого допустить нельзя! Любым способом!
– Он сошёл с ума, - говорит он убеждённо, но стараясь сохранять спокойствие.
– Диагноз ставит врач. А такой... м-м, значимый... нужен консилиум, дорогой. А его ведомство даст согласие на обследование?
– Они там все психи!
– фыркает Фордангайр.
– Если считать служение Отечеству сумасшествием...
– задумчиво начинает и тут же обрывает рассуждение Орнат, с удовольствием наблюдая, как внезапно даже не бледнеет, а сереет племянник, сообразивший, что ещё чуть-чуть и он оказывается под статьёй об измене Отечеству.
– Ты... Орнат, ты... ты же мой родич...
– Конечно, мой дорогой. Род, - Орнат улыбается, - род превыше всего. Если ты хочешь обвинить его в умышленном ущербе роду, то это очень серьёзно. А в серьёзных делах спешка недопустима.
– Да, - кивает Фордангайр.
– Орнат, ты... ты мой дядя, ведь ты за меня?
– Вы оба мои племянники, дети моего старшего брата, которого я люблю всем сердцем, и главы рода, которого я почитаю со всем уважением. Я сделаю всё, что в моих силах, для вашего спокойствия и для процветания рода.
Старинные, избитые и затасканные обороты и формулы. Но Орнат умеет их произносить так, будто вот здесь сейчас рождаются эти слова, и не верить в его искренность невозможно. Фордангайр часто и нервно облизывает губы, всматриваясь в лицо своего дяди и ровесника, друга и врага одновременно. Да, Орнат не может не быть его врагом, потому что самим фактом своего рождения он лишил Орната надежды на место Наследника. Но... но и Фрегору Орнат не друг. Он отлично помнит, как родился Фрегор и как они оба пришли поздравить очередную и - слава Огню - последнюю жену Орвантера с рождением здорового сына. Что отец не станет его клеймить, они знали давно, но, никому ничего не говоря, надеялись. И, увидев счастливое лицо папаши и здорового горластого младенца, поняли: никогда не проклеймит. Хотя... мало ли что. Два сына - необходимый минимум. Больше допустимо, но меньше нельзя. Мало ли что. Фрегор рос отдельно, всё-таки у них слишком большая разница в возрасте - двадцать лет...