Мир Иеро
Шрифт:
— Пусть идет, — сказал Горм. — В случае чего успеем на помощь.
Успеем ли, подумал священник… но другого выхода все равно не было.
— Ладно, иди, — сказал он. — Только все время держи связь. Как только замолчишь — мы сразу бежим к тебе.
— Хорошо, — кивнула Лэса и вихрем умчалась в ущелье, через секунду исчезнув из вида.
— Ну, что там? — тут же мысленно окликнул ее не на шутку обеспокоенный Иеро.
— Пока ничего, — бодро откликнулась иир'ова. — Ширина прохода вполне приличная… скалы справа… скалы слева… наверху солнышко… сплошные повороты, то вправо, то влево… — Мысль
— Не молчи! — потребовал священник. — Только не молчи!
— Да не молчу я, — тут же ответила Лэса. — Ты мне не даешь и по сторонам-то посмотреть… камней под ногами очень много, тут не разбежишься… справа стена вроде бы пониже стала… слева тоже… ой, в самом деле, здесь ущелье не такое глубокое… пещер не видно… засады ждать неоткуда… разве что прямо сверху на головы нам прыгнут…
Она ненадолго умолкла, и северянин тут же запаниковал:
— Лэса! Лэса!
— Да тут я… никуда не делась… Эй, похоже, там выход… Уау!!! Конец маршрута!
— Стой! — тут же мысленно завопил священник. — Не ходи дальше одна! Там что, долина?
— Да, небольшая, узкая, длинная… а… э…
Больше от Лэсы не донеслось ни звука, как ни звали ее все четверо оставшихся у другого конца ущелья. Впрочем, звали кошку они уже на ходу. Никто не раздумывал над тем, что им делать. Лэльдо и священник вскочили на спину лорса, медведь, наплевав на подавляющее мысль поле, упал на все четыре лапы, — и американцы помчались вперед, на выручку кошке, явно угодившей в какую-то подозрительную историю.
Они неслись от поворота к повороту, и копыта Клуца звонко стучали по камням. Медведь несся впереди, его мягкие лапы бесшумно несли грузное лохматое тело. Священник достал бластер и держал его наготове, а брат Лэльдо сосредоточился, накапливая энергию — чтобы в любой момент оказаться в силах метнуть самую настоящую молнию. Что случилось с кошкой? Успеют ли они, сумеют ли выручить ее из беды, если Лэса угодила в ловушку? Иир'ова миновала ущелье за каких-нибудь пятнадцать минут. Клуцу и Горму могло понадобиться на это минут двадцать… Каждый из американцев надеялся, что они доберутся до места вовремя.
22
…Лэса, разинув рот, замерла у выхода из каньона и уставилась на открывшуюся ей картину.
Скальный забор кончался как-то вдруг, словно каменные громады кто-то обрезал ножом, а дальше начиналась настоящая горная гряда. И прямо напротив извилистого ущелья, между двумя довольно крутыми лесистыми склонами, лежала узкая длинная долина — ровная, словно отглаженная утюгом. Вся она заросла короткой бархатистой травой, сочной, темно-зеленой, усеянной крохотными цветочками чистого малинового цвета. А в дальнем конце долины…
Лэса прищурила огромные глаза, всматриваясь в удивительное гигантское растение… если, конечно, это было растение. Впрочем, чем же еще ему быть, думала иир'ова, забыв обо всем на свете. Темные резные листья, играющие всеми оттенками зеленого, синего и голубого… толстый пушистый ствол, коричневатый, с изысканными изгибами… и цветы. Лэса никогда не видела ничего подобного, она даже и вообразить не могла, что такое бывает на свете. Цветки, напоминающие лилии, были, наверное, размером с половину ее собственного тела. Их лепестки даже издали казались нежными, как самый тонкий шелк, они переливались, как застывшие среди голубоватой зелени радуги, они были живыми, они манили, звали к себе, обещая неземное блаженство… Лэса уже не слышала зова Иеро, хотя голос священника колотился в ее голове, зовя и требуя ответа. Она вообще ничего не слышала, и ничего не видела, кроме того гигантского чуда, что открылось ей. От чуда по всей бархатной долине разносился чарующий аромат, в одно мгновение достигший чуткого носа кошки… и она вдыхала его, наслаждаясь, как никогда в жизни. На нее вдруг нахлынули воспоминания о детстве, проведенном в далеких степях на американском континенте, о нежных руках матери, об уроках Старших Женщин, мудрых и всезнающих… и тут Лэса внезапно опомнилась.
Мудрые Женщины племени иир'ова не раз и не два предостерегали молодую ученицу: «Всегда анализируй свои чувства. Никогда не поддавайся эмоциям. Думай, думай и еще раз думай. Если на тебя внезапно нахлынет ощущение счастье, к которому нет логических причин, замри на месте и разберись, в чем тут дело…»
Тут Лэса услышала отчаянный мысленный вопль священника:
— Лэса, да что с тобой случилось?!
— Все в порядке, — ответила иир'ова. — Я тут немножко прибалдела… но это уже прошло. Вы где?
— Да вот мы, — ответил ей Горм, выпрыгивая из ущелья. Следом за ним, сделав гигантский прыжок, в долине очутился Клуц. — Ну, с чего кайф поймала, красавица? О, чем это тут так удивительно пахнет?…
— Да вон тем цветиком-семицветиком, — уверенно сказал брат Лэльдо, указывая рукой на диво в дальнем конце долины. — Ну-ка, посмотрим, что это такое… с чем его едят… и чем ликвидируют последствия встречи… — И молодой эливенер сосредоточился, на всю катушку используя свои новые, недавно раскрывшиеся способности.
Иеро, спрыгнув со спины лорса на землю, сделал несколько шагов вперед, тоже всматриваясь в огромное растение. Насколько можно было оценить издали, его высота превышала, пожалуй, десять метров. Но для более точной оценки нужно было подойти к нему поближе, а как раз это и представляло, судя по всему, опасность. Аромат, испускаемый радужными лилиями, сверкавшими среди синеватой зелени, и в самом деле пьянил и зачаровывал, Иеро тут же почувствовал это. Но его запах цветов не смог бы привести в состояние полной прострации, как это случилось с Лэсой, пусть даже на несколько минут. В чем же дело? Священник принюхался еще раз… и рассмеялся. Основной составляющей аромата был запах валерианы, замаскированный медовым духом и еще десятком-другим элементов.
Иеро повернулся к Лэсе и сказал:
— Ну ты и кошка! Почуяла валерьянку — и все, бери тебя голыми руками!
Иир'ова смущенно потупила взор, но тут же хитро глянула на священника и ухмыльнулась.
— Ладно, с кем не бывает…
Иеро рассмеялся, хотя вообще-то ему было не до смеха. Последние часы их путешествия прошли, на его взгляд, слишком гладко и спокойно, а это поневоле настораживало. Священник слишком хорошо знал, что в этом переменчивом мире за минуты покоя, как правило, приходится расплачиваться часами волнений. Он повернулся к эливенеру, замершему в полной неподвижности: