Мир колонизаторов и магии
Шрифт:
Нёбо саднило от кислородного ожога, а жаркое солнце сильно напекло голову без банданы, которая слетела с меня в процессе бегства. Добежав до пиратов, я надеялся, что они спасут меня от бешеного Жана, которого я сам разозлил. Но, кроме осторожных уговоров, которыми они увещевали своего товарища, они не предпринимали никаких действий, чтобы защитить меня.
Да им было глубоко наплевать на меня! Подумаешь, испанский юнец, который помог им добраться до острова. А был ли у него выбор? Их мнение было однозначно — не было у подростка никакого выбора. Так зачем же его защищать?
Разозлится
Хоть какое-то развлечение в их жизни. А зарубит? Так и польза братству, и расходов меньше. Зарубит подростка, а там и падре пойдёт навстречу к богу. А то уже надоели оба своим присутствием. Такие размышления отчётливо читались на их лицах.
И вне себя от отчаяния, я бросился в воду мелководной бухты, надеясь добраться вплавь до корабля и спастись там. А не доберусь, лучше уж достаться рыбам, чем этим людям на растерзание.
Морская, тёплая, как молоко, вода нежно приняла меня в свои объятия и я, почувствовав глубину, как рыба стал работать всем телом, стремясь быстрее отплыть от берега. Жан бросился за мной, но зайдя по пояс в воду, оставил это занятие. Громко матерясь по-французски и грозя мне с берега кулаком, он пошёл разбираться с падре.
Когда я выплыл на берег обратно, то получил от Жана лишь один удар кулаком в лицо, которым он разбил мне нос. Кровь из него хлынула ярко-красными каплями, но быстро остановилась. То, что я увидел потом, надолго, если не навсегда, заставило меня думать и подбирать свои слова к месту и времени, не говоря попусту. Ибо от этого, зачастую, зависела жизнь других людей.
Отец Антоний лежал на берегу без сознания, весь в крови. Жан, оторвавшись на старике, сломал ему все рёбра и нос, и всё это было из-за меня. Из-за моих слов. Я-то смог убежать, а падре был слишком стар для этого. Я не подумал о нём. Думал только о себе. А старик остался, один на один, с жестоким в своей ярости пиратом. Всё это я осознал только сейчас. Чувство глубокого раскаяния и невозможности изменить ситуацию волной захлестнуло меня.
Зачем бить старика, ну зачем? Взяв голову потерявшего сознание падре в свои руки, я зарыдал. Я урод, гад, скотина, как я мог забыть о старике?! Ведь он все, что мог сделать, сделал для меня. А я, я, как последняя сволочь, бросил его, спасаясь сам. Всё равно мне не жить с пиратами, я ненавижу их. Ненавижу их скотство, ненавижу их береговое братство, братство, основанное на жестокости, обмане и грабеже. И мне плевать, какими причинами оно было вызвано. Плевать!
Слёзы непрерывно стекали по моему лицу, и откуда только бралась на них вода. Мне надо было спасти падре. Но как? Решение подсказало моё сердце. Ядро, я же магик, значит смогу. Наплевать, что я не умею. Магическая энергия сродни жизненной, если, конечно, игры не врут. Я смогу залечить повреждения падре.
Что мне оставалось делать, только экспериментировать с имеющейся магией. Я прислушался к своим ощущениям, напрягая
Не знаю, сколько прошло времени, но я почувствовал, как у меня стало всекружиться, затуманивая взгляд, и полетели тусклые искры. Они, как маленькие яркие блёстки, вращались перед моими глазами, глядящими в никуда. Мне никто не мешал, отчего и почему, я не знал. «Плевать, спасти падре, плевать, спасти падре» — только эта мысль, бродя в моей голове по замкнутому кругу, пульсом билась в мозгу.
В какой-то момент, ядро, бомбардируемое моей волей, отозвалось и начало пульсировать, ощутимо колыхая правую сторону груди. Давай, давай, давай, добавлял я эмоций в него, заставляя его полностью раскрыться моим мыслям и желаниям.
Яркая вспышка небесно-лазоревого света ударила по моим глазам, но не снаружи, а изнутри. Я ослеп, и как пьяный повторял одну и ту же фразу: «Спасти падре. Лечи его, лечи». И оно послушалось. Яркая синяя струя чистой энергии потекла от моей груди к руке, которая держала затылок падре и стала всасываться в его тело, даря ему жизнь.
Я не успокоился, пока еле дышащий падре не начал дышать ровно и спокойно. Только тогда я отпустил его голову и, обессиленный, побрёл разводить костёр, который мне приказали разжечь. Но пираты уже и сами разобрались со всем остальным. Никто из них даже не подумал кормить нас, действуя по принципу — кто не работает, тот не ест. И я пошёл искать пресную воду и еду, наблюдая, откуда несут и то, и другое пираты.
Н ужин мне досталась горсть каких-то фруктов, которые ели пираты, и два найденных кокоса. Воду я принёс из ручья, до которого пришлось очень долго добираться, уворачиваясь, при этом, от огромных крабов, которых шныряло в лесу довольно много.
Вернувшись к падре, я аккуратно смыл с него кровь и перевязал раны, как мог, а потом накормил его остатками вяленого мяса грифа и фруктами, да напоил водой, после чего он снова потерял сознание. А мне пришлось весь оставшийся вечер и полночиносить нарубленные ветви пальм для сооружения временных хижин и молчать, при этом, чтобы не доставлять больше проблем.
В голове же у меня засела одна мысль, — Как убить Жана? И я перебирал в уме самые различные варианты, от отравления до «перегрызть гаду горло» во сне. Но все они были мало реалистичными, требовалось что-то поизощрёнее. Так, ломая себе голову над этими думами, я и заснул, соорудив навес возле одинокой пальмы для себя и падре, который не мог даже встать.
Утро принесло очередные проблемы и очередные думы. Пираты в это время занимались ремонтом корабля после шторма и сооружали новую грот-мачту из остатков имеющейся и запасной. Они вязали заново такелаж и сшивали на берегу куски парусины, делая из них недостающие грот-мачте паруса.
Как я бы их не ненавидел, но мне было интересно. Я собирал и носил из джунглей, по приказу боцмана, различные фрукты и воду. Фрукты я собирал в холщовый мешок, а воду носил в маленьком бочонке. За это мне разрешали смотреть, как ремонтируют снасти и даже дали кусок жареного мяса, приготовленного из пойманного в лесу дикого кабанчика.