Мир колонизаторов и магии

Птица Алексей

— Вы что, оглохли, схватить эту старую мразь, — заорал Гнилой Билл, — уничтожить её, распять на их кресте, пусть умрёт мученицей, в назидание этим католическим собакам. Мерзкие испанцы, я ненавижу их. Вперёд, распять её! Но никто так и не сдвинулся с места. А один из пиратов ответил своему предводителю.

— Не перегибай палку Билл, она права. Если она проклянёт нас, мы это сразу почувствуем, и как только мы окажемся на корабле, ты подвергнешься килеванию, и не меньше трёх раз. Ты готов?

— Трусливые псы, — проворчал

Гнилой Билл, высокого роста моряк с грубым, просоленным морскими ветрами лицом и бешеными, словно на выкате, глазами, взмахнув абордажной саблей с зазубренным лезвием.

— А что будем делать с мальчишкой? Он так и не заплатил за себя выкуп, а я не бросаю своих слов на ветер. Я сказал, что убью последнего, значит убью. Или этот щенок тоже пообещает мне, что проклянёт меня. Ха, ха, ха, — рассмеялся он своей грубой шутке.

Этот смех подхватили и остальные, мне же было совсем не весело. В этой шутке юмора, пусть и чёрного, было также мало, как и в чёрной икре, собственно, самой чёрной икры.

Но я не собирался умереть, как пресловутый баран. Да, было время моей инфантильности, но оно, как-то незаметно для меня, ушло. Мне довелось послужить после института в армии год, отдав государству пресловутый гражданский долг.

Конечно, многое я там за год так и не узнал, но вот держать в руках оружие, терпеть неудобства и некоторые лишения, я научился. Мыть казарму и убирать снег с плаца, вот, собственно, и все навыки, которые от нас требовали, давно махнув рукой на неумех и жалобщиков.

Но сейчас я лихорадочно вспоминал то, чему меня пытались научить и отчего я усиленно отпихивался, думая, что это никогда мне в жизни не пригодится. Всё это время, пока пираты препирались с доньей Анной, я рассматривал, чем они были вооружены.

Собственно, ничего необычного у них не было. Почти у всех были пистолеты, напоминающие дуэльные. У некоторых были огромные ружья и рогульки, на которые их, видимо, ставили для удобства стрельбы. Все поголовно имели короткие сабли, самого разнообразного вида, а также тесаки, ножи, кинжалы, даги и прочее холодное оружие, которое висело у них на поясах.

У одного из пиратов я заметил перевязь с метательными ножами, а у Гнилого Билла на груди красовалась кожаная жилетка, с карманами под четыре пистоля, три из которых сейчас торчали в ней, а один, изукрашенный серебряной насечкой, он держал в руке.

У меня же ничего не было. Только толстый живот, пухлые щёки и неизвестно откуда взявшаяся храбрость. В карманах моей одежды, слабо напоминающей камзол, и в карманах свободных штанин, ничего не было. Я лишь чувствовал кожей небольшую тяжесть за пазухой. Сунув туда руку, я нащупал холодный кругляш серебряной монеты.

Монета была тяжёлая, я вытащил руку с ней и начал рассматривать. На аверсе был изображён неизвестный мне герб государства, а на реверсе — испанский крест и цифра восемь. Монета была, скорее, не круглой, а продолговатой

формы, с неровными краями наскоро обрезанного серебра и плохо прочеканенным рельефом. В голове всплыло название монеты — восемь испанских реалов или одно песо. И даже её вес — 28 грамм, недаром папа был купцом!

— У меня есть восемь реалов, — обратив на себя внимание пиратов, произнёс я.

— Что? Что он сказал, — воскликнул один из пиратов, — восемь реалов? Восемь реалов! И он, схватившись за бока, стал оглушительно смеяться, заразив своим весельем всех вокруг. По толпе пиратов прошла волна смеха. Люди, не склонные к юмору, корчились от смеха, катались по траве, падали на землю, дрыгая от восторга ногами, били себя по ляжкам, не в силах остановить свой порыв.

Даже хмурая и угрюмая толпа женщин и детей стала улыбаться сквозь слёзы.

— Восемь реалов?! Ты, придурок, хоть знаешь, какой выкуп был за тебя назначен?

Я смог только похлопать в удивлении глазами. Откуда я знаю, какой за меня назначили выкуп. Я же никому не нужный сирота. Мать моя погибла, отец сгинул в море. Денег нет, а эта монета, скорее всего, была последней и припрятана на всякий случай.

Я не чувствовал в себе ни капли магии, пресловутое «ядро» не подавало ни каких признаков жизни. Заблокировалось, наверное, а магия, магия бывает разной, и моя, к сожалению, не принадлежала к её боевым разновидностям.

Судя по тому, что мой отец был неплохим моряком, эта магия была связана с морем. А мало ли в чём она выражалась, но точно, не в управлении водной стихией. Никаких позывов к возмущению лужи, притаившейся в тени ближайшего дерева, я не чувствовал.

Отсмеявшись, все успокоились.

— Ну что, кабальеро, ты неплохо владеешь магией смеха, признаюсь, я давно так не смеялся, пожалуй с той поры, когда был ещё ребёнком, — сказал Гнилой Билл.

— В награду за это, ты умрёшь не больно, обещаю! — Чик, и моя сабля проткнёт твоё сердце. Хотя, постой, ты же дворянин, смерть от абордажной сабли не достойна тебя! Эй, вы! Дайте мне кто-нибудь дагу, — обратился он к толпе своих единомышленников. И один из них протянул ему средней длины дагу, этакий кинжал-переросток.

— Ну вот, все формальности соблюдены и я чист перед тобой, о храбрый юноша! Ты умрёшь в честной схватке, как дворянин и маг, готовься, настал твой час! И Гнилой Билл, ехидно ухмыляясь, неспешно направился ко мне, вольно держа в одной своей руке дагу, а в другой — древний ударно-кремневый пистолет.

— Стойте! — престарелая донья решила снова вмешаться в мою судьбу, — не убивайте его, он вам ещё пригодится.

Ну да, невесёлые мысли посетили мою голову. Вспомнилась сказка о колобке, не ешь меня волк, то бишь, не убивай меня, злой пират, я тебе ещё пригожусь, я от лисицы ушёл, и от волка ушёл, а от тебя, старый урод, и подавно уйду! Дуэнья, между тем, продолжала уговаривать пиратов.