Мир культуры. Основы культурологии
Шрифт:
тоталитаризм восточных деспотий в Европе XX века принял наиболее страшную
форму — форму фашизма, тем более страшную, что он стоял на плечах
технического прогресса и многовекового развития научного знания. Фашизм
опошлил многие научные достижения, выхватив из них только то, что подходило для
оправдания своих политических амбиций. Используя сведения по психологии,
фашизм смог манипулировать сознанием масс; спекулируя на романтической
устремленности
националистическую идеологию, утверждавшую приоритет одних народов над
другими. Только в последние годы XX века в Европе начала складываться мысль о
преодолении национального эгоизма и всеевропейском сотрудничестве.
Эти и другие проблемы европейского человека XX века более ярко, чем в
446
философских и других научных системах, отразились в искусстве.
§ 3 Искусство XX века: традиции и новаторство
Ни в одну эпоху искусство не было зеркалом, бесстрастно фиксирующим
действительность или мысли художника; оно всегда впитывало в себя основные
тенденции времени и предлагало миру картину, которая могла совпадать с миром
только в конечном счете. Главным в искусстве всегда была не столько сама
изображаемая действительность, сколько то, как она изображена, как относится к
ней художник, к каким выводам он приходит сам и хочет привести других. И если
искусство классики выработало некоторые каноны в изображении мира, которыми
талантливый художник пользовался талантливо, а бездарный — бездарно, то XX век
стал веком новаторства, обновления форм, методов, самих способов отражения
мира. Это новаторство во многом связано с главными проблемами времени, часто
вырастает из них, из понимания места человека в бушующем мире.
Реалистическое искусство по-прежнему
размышляет над всеми болезнями времени,
стремясь к тому, чтобы вскрыть его противоречия,
и
если не поставить диагноз, то хотя бы обратить
внимание на его симптомы. Взгляды одних
оптимистичны, они видят светлые перспективы в
труде, любви, разуме, справедливости. Ромен
Роллам (1866—1944) в романах “Очарованная
душа” и “Кола Брюньон” проводит своих героев
через многие страдания мира, но ни Марк в
“Очарованной душе”, ни Кола — человек из
Кете Кальвиц. Матери
народа — не теряют мужества, порядочности,
чувства юмора и трудолюбия. Скрупулезно анализируют путь немецкого обывателя
к фашизму и сам фашизм как жестокую болезнь общества Лион Фейхтвангер (1884
—1958) (“Братья Лаутензак”) и Ричард Хьюз (“Деревянная пастушка” и “Лисица на
чердаке”). Другие авторы не обнадеживают, не анализируют,— они высмеивают, ибо
смех становится самым доступным оружием реалиста, когда у него нет другого
способа открыть людям истину. А. Франс (1844 — 1924) в романе “Остров
пингвинов” показывает современное ему общество как напыщенных болтунов,
надутых и самодовольных пингвинов, управляющих республикой так, чтобы урвать
для себя побольше благ. Появляются антиутопии, удивительные по своим
предсказаниям самых мрачных сторон будущего. Авторы антиутопий Олдос Хаксли
(“О дивный новый мир”) и Джордж Оруэлл (“1984”, “Скотный двор”) показали, как
рушатся лучшие идеалы человечества, будучи задавлены экспериментами над
сознанием людей или скотоподобными вождями, признающими только террор. В
статье о творчестве Дж. Оруэлла российский эстетик В. Недошивин сопоставляет
надежды прогрессивных писателей прошлого и настоящего. Он делает сравнение
447
между взглядами В. Гюго и Оруэлла. В. Гюго писал в прошлом веке: “Двадцатый век
будет счастливым... Не придется опасаться, как теперь, завоеваний, захватов,
вторжений, соперничества вооруженных наций... Не будет больше голода,
угнетения, проституции от нужды, нищеты от безработицы, ни эшафота, ни
кинжала, ни сражений, ни случайного разбоя в чаще происшествий... Настанет
всеобщее счастье. Человечество выполнит все назначение, как земной шар
выполняет свое”. Оруэлл же показал, как вожди нового века извращали “в свою
пользу, к личной выгоде и преуспеянию... тысячелетние мечтания человечества,
потому что из “вождистского” толкования их прямо вытекали реальный террор,
массовое насилие, кровь, убийство отца сыном, тысячи, миллионы жертв” [216, т. 2,
с. 297, 307].
Великие романисты Европы, и среди них Эрих Мария Ремарк (1898—1970)
(“На Западном фронте без перемен”, “Три товарища” и др.), страдают и смеются
вместе с героями “потерянного” поколения — поколения первой мировой войны.
Романтики мечтают о том, чтобы люди объединились, взяв за главные ценности
простую жизнь, а у Мориса Метерлинка дети и его герои — Хлеб, Вода, Молоко,