Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929-1941 годы
Шрифт:
Советско-германский пакт о ненападении, известный как пакт Молотова-Риббентропа, был подписан в ночь на 24 августа 1939 г. (официальной датой его подписания считается день начала переговоров 23 августа).
Эта дата стала одной из рубежных в мировой истории, и споры о Пакте разделяют историков, да и образованных людей вообще идеологическими барьерами. Для одних Пакт — необходимая мера защиты страны от гитлеровского нападения: «Советско-германский договор о ненападении содействовал укреплению безопасности не только у западных границ СССР, но привел к стабилизации обстановки и на восточных рубежах страны» [642] . Намеренно цитирую монографию, которая вышла не в 1947 и не в 1977, а в 1997 году.
642
Сиполс В. Указ. соч. С.105.
Для других Пакт — преступление, которое обрекло народы Европы на раздел между двумя тоталитарными режимами. По типичной оценке, высказанной
Подводя итог заключению пакта между СССР и Германией, Черчилль утверждает, что «только тоталитарный деспотизм в обеих странах мог решиться на такой одиозный противоестественный акт» [644] . Политик здесь явно возобладал над историком, что часто случается в повествовании Черчилля. Он «забыл», что всего годом ранее государства Запада, которые Черчилль вовсе не считал тоталитарными и деспотичными, пошли в Мюнхене на еще более «одиозный и противоестественный акт».
643
Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. 1939–1941 гг. С.167.
644
Черчилль У. Указ. соч. С.179.
Сегодня, в начале XXI века уже можно выйти из плена идеологических сражений середины столетия и взглянуть на предвоенный период более спокойным взглядом. Это было в прошлом веке. Как мы судим о Наполеоновских войнах, которые не мешали развитию советско-французских отношений во второй половине ХХ века. Спокойный взгляд поможет точнее оценить логику событий, что необходимо, дабы не повторят историю как новую трагедию.
Прежде всего возникает вопрос: предопределял ли Пакт раздел Восточной Европы? И. Фляйшхауэр с присущей ей научной дотошностью предлагает проводить «различие между законной заинтересованностью советской стороны в достижении (оборонительного) соглашения о ненападении с одной стороны, и фактическим вступлением в (наступательный по своим последствиям) союз с целью раздела (военными средствами) сфер политического влияния — с другой» [645] . Если разделять эти понятия, то на первое Сталин согласился 19 августа (за четыре дня до подписания пакта), а на второе — уже после начала германо-польской войны, когда выяснилось, что нового Мюнхена не будет, но поляки не смогут оказать длительного сопротивления немцам. Это уже позволяет увидеть широкий спектр альтернатив, которые должны были брать в расчет в Кремле. Уже после Пакта могло состояться германо-польское соглашение под давлением Великобритании и Франции и новый Мюнхен — уже с участием СССР. После нападения Германии на Польшу могло начаться эффективное наступление на западном фронте в момент нападения немцев на Польшу, которое оттягивает силы Гитлера на запад и спасает поляков от быстрого разгрома. Каждый из этих вариантов был выгоднее СССР, чем ситуация июля и тем более марта 1939 г., и она совершенно не исключалась Пактом.
645
Фляйшхауэр И. Указ. соч. С.27.
Исходя из многовариантности событий, М. И. Мельтюхов считает: «Что касается секретного протокола к советско-германскому пакту, то этот документ также носит достаточно аморфный характер. В нем не зафиксированы какие-либо антипольские соглашения сторон… Как видим, все „антипольское“ содержание документа состоит из бесконечных оговорок — „если бы, да кабы“ и абстрактных понятий „сферы интересов“, „территориально-политическое переустройство“. В любом случае никаких реальных территориальных изменений или оккупации „сфер интересов“ советско-германский договор не предусматривал» [646] . Антипольские соглашения зафиксированы хотя бы тем, что по территории Польши проводились разграничительные линии. Но можно согласиться с М. И. Мельтюховым, что в неконкретности — принципиальное отличие советско-германского пакта от мюнхенского. Но именно после Мюнхена «аморфные» понятия (кстати, широко применявшиеся в колониальной дипломатии) получили конкретное наполнение. Верно, что Пакт оставлял Гитлеру возможность как для военных, так и для «мюнхенских» решений. Но все эти решения (в том числе и те, что могли быть предприняты вместе с СССР и Великобританией) являлись антипольскими. Пакт закрывал возможность германо-польского сближения за счет СССР. Но этим он делал неизбежным сокращение территории Речи Посполитой, «территориально-политическое переустройство», которое никак не соответствовало ее интересам.
646
Мельтюхов М. И. Указ. соч. С. 398–399.
Пытаясь защитить СССР от обвинений в агрессивных намерениях, В. Я. Сиполс утверждает: «ни на какую сферу интересов в Польше СССР не претендовал» [647] . Вот тебе раз! Но это же прямо записано в протоколе. По версии В. Я. Сиполса, Сталин был вынужден принять нацистские
647
Сиполс В. Указ. соч. С.102.
С самого начала существования большевистской диктатуры она, как и всякая бюрократическая диктатура, была озабочена расширением своей «сферы влияния», даже если эта сфера распространялась на формально независимую Монголию или территорию Китая или Испании, занятую ненадежными союзниками. В этом отношении СССР отличался от Великобритании меньшим размахом, а от Германии — меньшим цинизмом. Но и то, и другое постепенно проходило по мере роста военно-индустриальной мощи коммунистической бюрократии. Пакт позволил СССР войти в круг «великих держав», распоряжавшихся судьбами Европы.
Была ли альтернатива Пакту, и в чем она конкретно заключалась?Альтернативы в истории есть практически всегда. Но не все они ведут к лучшим последствиям.
Консервативно-державная историография, отстаивающая повсеместную правоту «советской цивилизации», настаивает на безальтернативности пакта. Либерально-западническая литература доказывает возможность продолжения переговоров об англо-франко-советском союзе. Как мы видели, успех этих переговоров был невозможен в дни, оставшиеся до намеченного Гитлером нападения на Польшу. Сдвиг в настроениях французских политиков ничего не решал, так как эволюция британской позиции была медленной — Чемберлен играл на двух досках: французской и немецкой.
М. И. Семиряга предлагает целых три альтернативы Пакту. Первый путь: затягивание переговоров с Германией при продолжении переговоров с англичанами и французами. Мы видели, что это было чревато прежде всего англо-германской договоренностью или вовлечением СССР в германо-польское столкновение без возможности оказать Польше эффективную помощь в первые дни войны (а затем это вталкивало СССР в описанную выше стратегическую ловушку). Второй путь: если Великобритания, Франция и Польша так и не пошли бы на разумный компромисс, все же заключить договор с Германией, включив в него право аннулировать договор в случае агрессии Германии против третьей страны. Но при чем тут «если». Польша свою позицию менять не собиралась. Следовательно — предлагаются переговоры с Германией на неприемлемых для нее условиях (зачем Гитлеру пакт, который будет разорван 1 сентября). Это — тот же первый путь «затягивания». Оба первых пути выводят на третий путь — ни с кем договоров не заключать. В этом случае, по мнению М. И. Семиряги, «Советский Союз сохранял бы подлинно нейтральный статус, выигрывая максимально возможное время для лучшей подготовки к будущей неизбежной войне» [648] . Эта логика поразительно напоминает оправдания советских идеологов по поводу Пакта. Он помогал оттягивать войну. Только вариант Семиряги очевидно слабее, поскольку оставляет широкие возможности для антисоветского англо-германского сближения за счет СССР, нового Мюнхена и направления агрессии на восток. Впрочем, сам М. И. Семиряга перечеркивает все свои три альтернативы Пакту таким заявлением: «Конечно, рассчитывать на подобные альтернативные решения можно было только в случае уверенности в том, что Германия при отсутствии договора с СССР не нападет на Польшу» [649] . Очевидно, что никто таких гарантий дать не мог. Но если бы Германия не напала на Польшу, она могла договориться с Западом, что для СССР было бы не лучше. Таким образом, рассуждения М. И. Семиряги в поддержку «альтернатив» скорее убеждают в оправданности Пакта.
648
Семиряга М. И. Тайны сталинской дипломатии. 1939–1941. М., 1992. С.57.
649
Там же.
Альтернатива подписанию пакта была. Но, как мы видели, это было не заключение англо-франко-советского союза. До нападения Германии на Польшу шансов на это не было. А после нападения СССР было невыгодно вступать в войну, которая начинается с поражения одного из союзников. СССР мог остаться нейтральным и не принять участия в разделе Польши. Это означало возвращение к стратегии «третьего периода», уход в глухую оборону в ожидании, когда столкновение «империалистических хищников» приведет к революциям. Но в первые годы войны ничего, способствующего революциям, не происходило. Поэтому альтернатива «глухой обороны» была весьма рискованной. Выбор времени удара по СССР оставался за противником. Момент начала советско-германской войны удалось бы отодвинуть на несколько лет — пока Гитлер не расправится с Францией и Великобританией. А затем СССР остался бы один на один с объединенной Гитлером фашистской Европой и Японией, опирающейся на ресурсы Китая и Индии.
Сталин предпочел другой вариант, вытекавший из традиционной европейской политики — участие в разделах, усиление своих стратегических позиций перед будущим столкновением. Специфика ХХ века заключалась в том, что борьба велась не просто за польское или даже французское наследство, а за наследство глобального рынка и глобальной системы колониального господства европейских держав. Судьба всего мира была ставкой в борьбе нескольких бюрократий, усилившихся в результате выхода индустриального общества на государственно-монополистический уровень развития.