Мир пауков. Башня и Дельта
Шрифт:
После сытой кормежки потянуло ко сну, и Найл, улегшись на пол, задремал, положив под голову суму. Однако дремота, вначале приятная и безмятежная, незаметно переродилась в кошмар, где Найлу перехватывало дыхание и мутило. Очнувшись, он понял, что это ум бессознательно отражает тревожную, болезненную бесприютность, бередящую сейчас пауков. Причина, как вскоре выяснилось, была в том, что ладью швыряло вверх и вниз со все возрастающей неистовой силой, а ветер разошелся так, что парус приходилось сдерживать уже троим. Небо было мглистым от туч. Поднявшись, Найл огляделся. Две другие ладьи отчетливо виднелись примерно в полумиле. Ветер гнал их вперед со скоростью, которая возрастала с каждой минутой. Внезапно через борт ладьи перекатилась волна, обдав всех солеными брызгами. Но морякам, судя по всему, это было нипочем.
Когда гулко ударил очередной порыв ветра, угрожая опрокинуть ладью, старшая приказала мужчинам убрать парус. Гребцы снова заняли свои места на сиденьях. Тут зарядил дождь, мало чем отличающийся от мелкой водяной взвеси. Найл при этом испытывал неуемный восторг, бесхитростную радость жителя пустыни, для которого вода всегда была чудом из чудес.
Еще одна волна, грянув, сшибла нескольких гребцов со скамей. Ничего, на подхвате уже были другие. Взявшись, они начали не спеша, размеренно грести; покрытые водяной моросью мускулистые тела влажно поблескивали. Те, кто не был занят греблей, похватали деревянные ведра и принялись энергично вычерпывать воду, мотающуюся по проходу туда–сюда. Вот судно чуть ли не встало на корму, и вода устремилась под полотняный навес. Через секунду матерчатые створки раздвинулись, и наружу показался паук–вожак. Ворсистый мех прилизан был водой, а сам восьмилапый излучал лишь тоскливую и беспомощную жалость к себе. Женщина, завидев, что происходит, немедленно запихала бедолагу обратно под навес и задернула створки. Паук, что на корме, тесно поджав лапы, лежал на дне корзины, из которой ручьями хлестала вода; только шевеление черных глаз показывало, что он жив.
Обернувшись посмотреть, как там другие суда, Найл увидел мощный вал, надвигающийся с неумолимой быстротой. Уцепившись за первый попавшийся крюк, юноша пригнулся: все–таки смягчит удар. Ладью накрыло волной как шапкой; кажется, еще секунда, и она перевернется. Но суденышко каким–то чудом выправилось. Продрогшим своим телом Найл почувствовал, что его кто–то держит. Обернувшись, увидел сомкнутые у себя на боках лапы паука. Волна вытолкнула того из–под навеса наружу. Чувствовалось, что тварь ошалела от ужаса; стоит сейчас шелохнуться, и неминуемо хватит клыками. И Найл застыл, вцепившись в крюк, а вокруг воды было по пояс. Неожиданно паук отцепился, и его тут же понесло вдоль прохода; ладья с силой ухнула в образовавшееся меж водяных гор ущелье.
Найла искрой пронзило безотчетное желание кинуться на жалобный крик о помощи, мысленно исторгаемый пауком. Любопытно: юноше совсем не было дела до воды, кипящей вокруг и норовящей сбить с ног его самого. Он уже обратил внимание, что ладья благополучно пропихнулась сквозь захлестнувший его гигантский вал, и понял, что ничего ей не сделается: плавуча, как пробка. Даже если вода наполнит ее до краев, она и тогда не утонет. А широкое округлое днище и глубокий киль означают, что перевернуться практически невозможно. Главное — подстраховаться, чтобы не смыло за борт. И когда, чуть не сбив с ног, по лодыжкам ударил большой моток веревки, Найл, не промедлив, обмотался одним ее концом, другой прихватил узлом к деревянному якорному вороту.
Когда паука опять понесло в его сторону, грозя перекинуть через борт, Найл схватил его за передние лапы и потащил к себе. Тот расценил это как жест помощи и попытался обвиться вокруг Найла остальными лапами, чего никак нельзя было допустить, так как тварь размером была крупнее Найла. Когда судно швырнуло в очередной раз, восьмилапый страдалец насилу удержался. Беда в том, что туловище паука отличалось большой плавучестью, и потому каждая волна мотала его по всей длине ладьи, как поплавок. Когти же на концах лап, в отличие от рук человека, увы, никак не годились на то, чтобы хвататься за борта.
Найл ясно сознавал, что существу необходимо за что–нибудь зацепиться. Самым подходящим местом на судне, совершенно определенно, была корзина, накрепко вделанная в просторную нишу на корме. Когда ладья возносилась на гребень волны, корзину заливало водой, но, по крайней мере, она давала хотя бы намек на безопасность. Найл тяжело протопал на корму (движение стеснял паук, клыки у которого все так и топорщились: инстинктивная реакция на страх) и зацепился напротив кормового подъема, напоминающего готовую к броску
Кто–то хлопнул по плечу; оказалось, старшая. Она протянула деревянное ведро, указав жестом: дескать, вычерпывай. Найл послушно взялся за работу, но это оказалось делом непростым. Остальные моряки были на голову выше Найла, а ему приходилось полное ведро поднимать над головой, и вода почти вся выплескивалась обратно. Парень сел и ухватился за скамью.
Раздался треск: совершенно неожиданно Найл очутился в тесных и холодных объятиях мокрого полотнища. Под напором ветра лопнули два крепежных каната и навес разорвало сверху донизу. Теперь полотнище хлопало, как какой–нибудь гигантский парус. Из–под навеса, словно пущенный из пращи камень, вылетел паук и, стукнувшись об одного из гребцов, сшиб его со скамьи. Доля секунды — и тварь, пролетая мимо, уцепилась за Найла. Тот попытался высвободиться, и в этот момент ладья накренилась. И одновременно хлесткий удар в плечо полотнищем. Со странным чувством замедленности происходящего Найл ощутил, как его самого перебрасывает через борт.
Все произошло так быстро, что юноша не успел даже испугаться. Вздев на гребень, волна с размаху швырнула его вниз на двухметровую глубину, затем таким же образом подхватила — ослепленного, хватавшего ртом воздух — и вынесла наверх. Когда зрение наконец возвратилось, он увидел, что ладья постепенно выправляется. Упруго дергалась обмотанная вокруг талии веревка, да так, что едва не поднимала Найла над водой. Улучив момент, когда волна наддаст сзади, Найл ухватился за веревку обеими руками и начал постепенно подтягиваться к ладье. В этот миг он почувствовал, что сзади, силясь утянуть вниз, скребет спину что–то постороннее. Мозг на мгновение ослепила вспышка ужаса — к шее тянулась волосатая лапища. Совершенно инстинктивно Найл лягнул ногами в яростной попытке отделаться от гадины. Море довершило остальное: хватка паука ослабла, и его отнесло от Найла.
В эти отчаянные секунды взгляд парня случайно скользнул по непроницаемо черным глазам паука, и юноша почувствовал все отчаяние и обреченность горемыки так ясно, будто тот взывал вслух. Совершенно внезапно страх за себя у Найла исчез. Тварь молила о помощи, ясно сознавая, что от человека зависит, жить ей или сгинуть. Найл в безотчетном порыве метнулся к ней, отцепившись от веревки. Опять на миг одолел страх, когда вокруг пояса и плеч обвились мохнатые лапищи. Тут он вспомнил о веревке. Перехватившись обеими руками, попытался подтянуться к ладье. Нагрянувшая волна захлестнула с головой, но и тогда он не отцепился от спасательного конца. И вот его поднесло и стукнуло о деревянный борт, сверху уже тянулись руки. Паук так и не отцепился даже тогда, когда их вытягивали из воды. Руки гребцов подхватили Найла под мышки и потащили через борт. Резкий крен опрокинул тащивших на спину, Найл повалился сверху. Паук все еще обвивался лапами. Одна из них, ударившись о скамью, хряснула и прогнулась в суставе.
Легкие, казалось, были полны воды. Найл сгорбился на коленях, опустив голову на скамью и содрогаясь от неудержимого кашля и рвоты. Но, несмотря на качку, от которой вода вокруг пояса ходила ходуном, он ощущал глубокое облегчение, а возможность держаться за какую–то опору придавала сил. Он и через полчаса, когда шторм уже прошел, так и держался за ту скамью. Все, казалось, длилось один миг: секунду назад его безудержно швыряло вверх–вниз, а теперь вдруг сразу полная тишина. Подняв голову, среди косматых всклокоченных туч он увидел синюю прогалину неба. Ветер ослаб до кроткого ровного дуновения. Вода в ладье перестала кочевать с места на место, сделавшись тихой и безмятежной, будто в пруду. Неприкрытую спину ласково припекало солнце. Найл давно не испытывал такого блаженства.