Мир Под лунами. Конец прошлого
Шрифт:
Губернаторская вилла находилась в чудесном месте на противоположном от города склоне долины. С балконов построенного на скальном основании дома долина казалась чашей, края которой обрамляли невысокие, наполовину выветрившиеся горы. Внизу были беспорядочно разбросаны сады, виноградники и луга. Над ними парили орлы, и иногда облака опускались ниже уровня скалы, окутывая долину дымчатым одеялом. Несколько деревьев, уцепившихся корнями за край обрыва, возносили над домом искривленные стволы, и в их кронах круглые сутки шумел ветер. С другой стороны дома простиралась ровная лужайка, а дальше начинался густой лес, поднимавшийся в горы. Через лужайку струился быстрый холодный ручей, обогнув ограду, падал с обрыва вниз и разбивался о камни сверкающими
Оказалось, что всегда все помнившая Эвра захватила нарядные платья для всех подруг и для госпожи. Увидев среди распакованных вещей свое новое, только перед отъездом из столицы дошитое платье, Евгения расцеловала Эвру. Оно было сшито скорее из прихоти - в Киаре царица не могла себе позволить его надеть. Но здесь, в этом волшебном месте и в это волшебное время, оно оказалось как нельзя кстати. Зеленое атласное платье шелестело при каждом шаге, его поддерживала узкая лента, обвившаяся вокруг шеи, а другая стягивала его на талии. На царице не было никаких украшений, да они и не требовались тронутой загаром коже, каштаново-рыжим волосам и ее сверкающим глазам. Она, как и все, бегала по траве босиком, и никто не осуждал ее за это, ведь влюбленный Сет запретил насмешке и предательству жить среди людей в эти дни.
Все здесь - гвардейцы, придворные дамы, Гамалиран и члены его семьи - забыли о чинах и рангах и были одинаково беззаботны и веселы. Они кружились в хороводе и пели песни, аккомпанируя себе на флейтах и лютнях, - женщины в ярких платьях, мужчины в льняных штанах и безрукавках, безоружные и добродушные. Они садились на землю, и их лица пропадали за пологом трав. Рядом шумел перенаселенный мир насекомых, да искоркой мелькала иногда безобидная змейка, испуганно ползущая к лесу. Иногда в такие минуты Евгении казалось, что она в русском лесу, среди друзей-подростков, опьяненных вином и незнакомыми страстями. Но любовь больше не была для нее загадкой, а ночи были полны наслаждения и не оставляли следов усталости на лице по утрам.
Ничего не было лучше, как упасть в траву и грезить, глядя в небо, где, неподвижно раскинув крылья, чертили круги большие птицы. Веселые голоса постепенно стихали, уступая другим звукам: стрекоту цикад, пению птиц, шуму леса и звону ручья. Потом рядом появлялся кто-нибудь из гвардейцев с бокалом, полным игристого белого вина. Евгения с удовольствием смотрела на мужчин. Все они были такие сильные, такие красивые! Она то и дело недосчитывалась кого-то из подруг, да и гвардейцев, сколько она ни считала, никогда не оказывалось семнадцать. В замке за один слух об адюльтере между телохранителем Халена (а ведь все они, кроме Пеликена, были женаты!) и дамой из свиты царицы обоих выгнали бы с позором, но здесь даже Венгесе смотрел на творящееся беспутство сквозь пальцы. На фоне всеобщего веселья расслабился и он, и все могли наблюдать необычайно редкое явление - командир гвардейцев улыбался! Рядом была дама его сердца, и иногда, когда Хален скрывался в шатре с женой, он имел возможность коснуться мимолетным поцелуем руки царевны. Как ни были они оба осторожны, за прошедшие годы уже все, кроме царя, догадались об их тайне. Пеликен иногда при госпоже позволял себе едко пошутить на этот счет, но Евгения каждый раз резко его обрывала. Всем хватало ума молчать. Однако в один прекрасный день тайна раскрылась.
День и правда был прекрасным, и Хален находился в отличном расположении духа. Он только что вышел из шатра, куда его заманила Евгения, оправил одежду и оглянулся в поисках кого-нибудь из адъютантов. Пора было подумывать о возвращении в Дафар и далее - в столицу, и он хотел отослать слугам в городе распоряжение начать сборы.
Гвардейцы, разделившись на две команды, играли в мяч у ручья. Девушки азартно болели за них, поддерживая своих фаворитов. Гамалиран исполнял роль арбитра, выкрикивая счет. Его дочь и Айнис с мужьями сидели в сторонке, о чем-то беседуя. Ни Сериады, ни Венгесе не было видно. Хален настолько привык к постоянному присутствию друга, что сразу пошел его искать. О сестре он не беспокоился: скорее всего она сидит одна-одинешенька, по обыкновению мечтая о чем-то несбыточном. Но, проходя мимо ее шатра, он заметил, как шевельнулась рядом ветка молодого бука, и подошел ближе. Под деревом на брошенной на землю подушке сидела Сериада. Распущенные пушистые темные волосы падали ей на грудь, а маленькие ручки были сжаты в руках Венгесе, смотревшего на нее глазами преданного пса. Они не заметили Халена, а он, уязвленный в самое сердце, отшатнулся и зашагал обратно к своему шатру.
Евгения еще не оделась и даже не поднялась с покрывал. Когда бледный, разъяренный Хален влетел в шатер и остановился, потрясая сжатыми кулаками, она в тревоге приподнялась на ложе. Дрожащей рукой он налил вина, опрокинул чашу в рот и налил снова.
– Они у меня узнают! Они узнают, что я об этом думаю!
– бормотал он.
Евгения все поняла и инстинктивно постаралась переключить внимание мужа на что-нибудь другое.
– Что случилось, любимый?
– спросила она, принимая обольстительную позу и улыбаясь.
Но Хален не заметил ее попытки. Упав на постель рядом с ней, он сжал руками лоб и упрямо повторил:
– Они у меня узнают! Им не быть вместе! Я накажу Венгесе.
– Накажешь Венгесе? Что с тобой? Он прогневил тебя?
– Слушай, Эви, я видел их. Его и Сериаду. Они были вместе, он держал ее за руки...
– Ну и что?
– мягко спросила она.
– Сейчас праздник, здесь все держатся за руки.
– Это другое. Это было, как будто... как будто они любят друг друга.
Он наконец посмотрел на нее, но лицо Евгении сказало ему больше, чем она хотела. Его брови снова сдвинулись.
– Ты ведь знала!
– обвинил он.
– Ты знала и не сказала мне!
Жена отобрала у него кубок, налила себе вина.
– Они давно любят друг друга, много лет.
– И ты молчала об этом!
– Я не могла раскрыть их тайну. Они знают, как ты отреагируешь на такую новость, но они преданы тебе и потому скрывают свои чувства.
Хален застонал и потряс головой.
– И как далеко у них зашло? Говори мне правду!
Она рассмеялась.
– Как ты можешь спрашивать об этом? Ты же знаешь Сериаду - она без твоего разрешения не посмеет из собственного дома выйти! Между нею и Венгесе ничего нет, кроме взглядов и фантазий.
– Но я же видел, как они смотрели друг на друга, - возразил Хален.
– Теперь понятно, почему она оказалась равнодушной к чарам островитянина. Ей хватило ума понять, что я буду опозорен, когда обнаружится, что моя сестра не девственна.
Евгения толкнула его.
– Не смей так думать! Она так же девственна, как в свой первый день рождения. Говорю же, они оба слишком боятся тебя, чтобы решиться на такое. Уверена, что они даже ни разу не целовались.
– Мне не нравится, что он крутится около нее, - твердо сказал Хален, стукнул кулаком по колену.
– Это нужно прекратить.
Она взяла его руки, поцеловала обе ладони и сказала как можно спокойнее:
– Любимый, откажись от этой затеи. Не сердись. Они ни в чем не виноваты перед тобой. В Сериаде нет ничего скверного, она полна любви и не способна на дурные поступки. А Венгесе - один из самых благородных людей в стране, ты же сам много раз это говорил. Он предан тебе всей душой. Если ты велишь, он бросится в огонь или даст изрубить себя в куски. Но кто заменит его рядом с тобой, если ты его прогонишь? Ты действительно готов потерять друга? Подумай, только по-настоящему сильное чувство могло заставить его пойти против твоей воли. Неужели ты убьешь эту любовь и лишишь сестру и лучшего друга счастья?