Мир Под лунами. Конец прошлого
Шрифт:
И все же постепенно Евгения привыкала к новой жизни. Терзавшая ее черная тоска уступила место печали по каким-то конкретным вещам, оставленным в прошлом. Поразительно, от чего подчас зависит наше душевное здоровье! Евгения потеряла семью и друзей. Лишились смысла те принципы, на которых она воспитывалась с детства. Но больше всего она страдала от отсутствия бытовых мелочей, которые на самом деле и заполняют нашу жизнь. Ей не хватало джинсов и высоких каблуков. Она мечтала о жареной картошке, а мысль о чашке кофе сводила ее с ума. Она просыпалась среди ночи со стоном отчаяния, потому что ей снились бутерброды с колбасой и пиво. Засыпая, она слышала мамин голос на фоне простенькой российской попсы. Она отдала бы все свои новые золотые ожерелья за то, чтобы всего на минуту услышать шум компьютерного кулера или гудение холодильника. Одним словом, она была готова на что угодно, лишь бы вернуть хотя бы напоминание о старой жизни. Но
Побывав однажды с Сериадой в Доме провинций, как называли ведомство, ведущее финансовые дела страны, Евгения наконец увидела там глобус. Она долго смеялась, стоя над ним, - что за глобус всего с одним континентом? Как может существовать астрономия, спросила она у царевны, если не развита география? Ну, не может на планете быть только один континент! Та пожала плечами: ей это было совершенно не интересно. Евгения все же долго изучала глобус. Она определила на глазок, что, если предположить, что размеры планеты совпадают с земными, то площадь континента Матагальпа примерно соответствует Австралии. Правда, он был другой формы - если сравнивать с земными, то больше напоминал Южную Америку. На глобусе, повернутом южным полюсом кверху, континент располагался приблизительно между тридцатым и шестидесятым градусами южной широты. Это объясняло непривычно теплую зиму и цвет кожи жителей этой земли - она была светлой, как у европейцев, но загорелой даже в эти ненастные месяцы. Для тридцатой широты зима даже слишком холодная - ну, какая зима может быть в Египте или во Флориде!
И все же, как ни удивлялась Евгения Ианте, не любить эту страну было сложно. Земля здесь была богатой и плодородной, славилась своими садами и виноградниками. Иантийцы с раннего возраста в больших количествах потребляли разнообразные вина. В здоровом приморском климате эти напитки не одуряли, а поднимали настроение и придавали сил. На лугах вдоль Гетты паслись табуны крупных коней, бесчисленные стада коров и еще каких-то копытных, похожих на антилоп. Заповедные царские леса были полны дичи. В садах зрели яблоки, груши, персики, цитрусы и другие, не знакомые Евгении фрукты, а с огородных грядок собирали самые разообразные овощи. Иантийцы выращивали несколько сортов съедобных клубней вроде картофеля и бобовые растения. Прибрежные воды в изобилии давали рыбу и морепродукты. А вот хлеба в Ианте не было. Единственный окультуренный злак, овес, шел на корм лошадям, и разве что в более холодных южных районах крестьяне употребляли его в кашах и похлебках.
Не связанная пока с этим миром никакими обещаниями, Евгения просто познавала его. Учитель рассказывал ей обо всем, что ее интересовало. Она слушала, и перед ней вставала история страны, города, славного рода Фарадов... Она узнала, что замку, служившему домом царской семье, было не менее четырехсот лет. Собственно, вокруг замка и выросла Киара. Когда-то он являлся форпостом приморского княжества. В результате длительных войн и сложных дипломатических трюков разрозненные земли сложились в государство. Определились естественные границы: река Фарада на западе, река Гетта на востоке, мощная горная система на юге. За Фарадой на тысячи квадратных километров простирались влажные тропические леса. Тамошние племена жили своей примитивной жизнью, и правители Ианты вели бесконечные военные действия с ближайшими из них, никогда не заходя вглубь тех земель. По ту сторону Гетты жили крусы - родственный иантийцам сильный народ, давно создавший мощное государство и лишь недавно оставивший попытки покорить соседей. Его столица Рос-Теора - Золотой город - была больше и богаче Киары. Это признавали даже гордые иантийцы, проникнутые к соседям и уважением, и насмешкой. Здесь, пожалуй, можно было бы провести сравнение с древней Грецией: по-спартански суровая Киара с трудом воспринимала утонченную афинскую изнеженность Рос-Теоры. Зато у Киары были олуди и древний замок, который не удалось взять ни одному врагу.
Учитель поднимался с Евгенией на дозорную башню, откуда были видны город, окрестные сады и леса и безбрежный океан. Глубокая, защищенная от ветров бухта позволяла приставать большим кораблям, на которых торговцы с островов Мата-Хорус привозили свои диковинные товары, чтобы обменять их на плоды большой земли. Берег был высоким, и это спасало от наводнений и цунами, нередких явлений на побережье. Сеть дорог связывала столицу с шестью провинциями, и круглые сутки, с утра и до утра по этим дорогам скакали военные отряды, катились дорогие экипажи и гремели грузовые обозы.
Средневековый вид города и замка оказался в некотором роде обманом. Уровень науки в Ианте соответствовал, по прикидкам Евгении, восемнадцатому или даже девятнадцатому веку. Правда, здесь не существовало огнестрельного оружия. Она пока не знала, чем это объяснить. Может быть, дело в отсталости химии на фоне вполне прогрессивных математики
Все реже и реже испытывала Евгения презрение и ненависть к этому миру, в котором оказалась заперта. Легкий, веселый характер помог ей переступить через себя и если не быть, то стараться стать доброжелательной к местным жителям. Тем более, что они относились к ней с почтением и исполняли все капризы. Здешняя природа была красива, несмотря на нынешнюю дождливую зиму. Повсюду были сады, виноградники, оливковые рощи, и даже в городе сквозь камень мостовых то и дело пробивались ростки фруктовых деревьев. Нравы тут царили простые и строгие. Ианта была богатой страной, но, несмотря на свое золото, драгоценные камни и шелка, ее правители были близки к народу и воспитывались в строгости. Они могли бы построить беломраморный дворец и окружить себя многочисленной свитой, но предпочли остаться в скромном замке своих предков. И Хален, как его отец и дед, сам занимался государственными делами, так что члены его Совета - собрания высокородных мужей, занимающих высшие должности в государстве, - выполняли по большей части именно функции советников, оставляя во всех делах за ним последнее слово.
***
Однажды после обеда, едва Мали убрал книги и карандаши, в покои Евгении вошел царь.
Она провела в замке больше двух месяцев, и за все это время Хален ни разу не побывал в доме, отведенном олуди. Несколько раз он приглашал ее принять участие в торжественных ужинах, по выходным собиравших в Большом зале высоких чиновников и военачальников с их женами. Порой они раскланивались при встрече во дворе или в парке и обменивались ничего не значащими приветствиями. Но, зная теперь, что предназначение олуди в Ианте - быть супругой царя, Евгения с нетерпением и страхом ждала, когда же он сам скажет ей об этом.
Крупных войн на территории страны не было уже полвека, но традиционное одеяние мужчины - это строгий мундир. Евгении нравилось, как здесь одевались мужчины. Она по-прежнему придавала большое значение внешнему облику - и своему, и окружающих, - и потому с удовольствием, хотя не без трепета окинула взглядом высокую фигуру царя. От Халена пахло лошадьми и кожей - из мягкой матовой темной кожи были его брюки и камзол, на голые плечи, привыкшие и к ледяному дождю, и к отвесным солнечным лучам, наброшен темный плащ. На ремне висит нож, большего не требуется правителю в его доме. Широкие браслеты из меди и серебра - единственные знаки отличия. Там, откуда пришла Евгения, мужчины не увлекались украшениями. На ее взгляд, Хален в своих браслетах и перстнях выглядел непривычно, но привлекательно.
– Не соблаговолит ли госпожа Евгения прогуляться со мной?
– осведомился Хален с подчеркнутой вежливостью.
Евгения уже понимала сложные обороты и училась сама выражаться так же изысканно. Она с улыбкой подала ему руку. Его французская галантность в сочетании с древнегреческой брутальностью возбуждали ее и слегка веселили, как и многое в этом странном мире.
Она по-прежнему жила в самых богатых покоях женской части замка. Еще не так давно, когда были живы родители царя, в замке не было четкого деления на мужскую и женскую половины. У них была одна спальня на двоих и несколько общих комнат в башне, где росли дети. Но придворные чины и челядь традиционно жили отдельно - мужчины в западной части замка, женщины в восточной. После смерти старого царя мать Халена переселилась вместе с дочерью сюда, в убранный со старомодной громоздкой роскошью дом. Со временем в окружающих постройках собрались их женщины и слуги. Так и осталось, когда она умерла. Теперь дом старой царицы с его обветшалой монументальной мебелью и узкими окнами принадлежал Евгении в той же мере, что и Сериаде, и нередко, подойдя к окну и отодвинув тяжелую пыльную штору, она поднимала глаза к одной из высоких башен, где жил он, Хален Фарад, владыка Киары, царь иантийский.
Позади замка был разбит парк. Это была уступка Фарадов современной легкости нравов, просочившейся из соседнего Матакруса. С севера окружающая замок стена высилась над пустырем. За ним начинался пляж, который приводил к океану - ослепительно радостному летом и такому мрачному сейчас. Барахия, отец Халена, огородил примыкающую к замку часть пустыря еще одной высокой стеной, защищающей от порывов зимнего ветра, покрыл ее слоем доброй земли и создал парк. По его дорожкам, выложенным розовым гранитом, и прогуливались сейчас Евгения и царь. Вдвоем, если не считать свиты, следовавшей в отдалении. Знатные особы в Киаре никогда не остаются в одиночестве, и чем ты знатнее, тем больше людей сопровождает тебя всюду. Младший распорядитель замка, Венгесе и два гвардейца со стороны Халена и ее собственные девушки: одна с теплым плащом, другая с корзинкой, в которой лежали сладости и кувшинчики с напитками, и присоединившаяся к ним просто из интереса третья, - эта толпа на узкой дорожке смотрится комично, подумалось Евгении.