Мир, полный демонов: Наука — как свеча во тьме
Шрифт:
Где в этом субъективном континууме — от полной независимости выводов от культурных норм до полной от них зависимости — место науки? Хотя и здесь возникают проблемы, связанные с предрассудками и шовинизмом, и хотя содержание науки тоже приходится все время фильтровать и уточнять, все же наука намного ближе к математике, чем к моде. Рассуждения о произвольности и пристрастии научного знания — тенденциозны и лицемерны.
Историки Джойс Эпплби, Линн Хант и Маргарет Джейкоб в книге «Говорить правду об истории» (Telling the Truth About History, 1994) раскритиковали Исаака Ньютона: он-де отверг картезианскую науку, увидев в ней вызов традиционной религии, опасность безбожия и социального хаоса. Что ж, это попросту означает, что любой ученый — не более чем человек. Историку идей любопытно посмотреть, насколько Ньютон был ограничен интеллектуальными
Далее Эпплби и ее соавторы пишут: «Когда Чарльз Дарвин формулировал теорию эволюции, он действовал как атеист и материалист». Иными словами, теория эволюции — продукт определенной атеистической системы взглядов. Но зачем же путать причину со следствием? Дарвин собирался принять сан священника Англиканской церкви, но тут подвернулась вакансия на «Бигле». От родных берегов Чарльз Дарвин отплывал, по его собственным словам, глубоко и традиционно верующим человеком. Он признавал все догматы Англиканской церкви до единого.
Но когда он занялся изучением природы, то постепенно убедился в ошибочности по крайней мере части своих религиозных представлений. Тогда-то он их и сменил.
Эпплби с коллегами возмущается тем, как Дарвин описывает «низкую мораль дикарей… отсутствие у них способности к суждению… недостаток воли и самоконтроля», и подытоживает: «Ныне его расизм шокирует». Лично я в этих рассуждениях не вижу расизма. Речь идет о жителях Огненной Земли, живших в крайне примитивных условиях южной, близкой к Антарктиде и неплодородной провинции Аргентины. Говоря же о женщине африканского происхождения, которая там же, в Южной Америке, предпочла самоубийство рабству, Дарвин восклицает: «Лишь предрассудок мешает нам восхвалить ее мужество, как восхваляем мы подобные деяния римлянок!» Самого Дарвина капитан Фицрой, матерый расист, чуть не ссадил с корабля как раз за стойкое сопротивление расизму. В этом отношении Дарвин на голову — на две головы — выше многих своих современников.
И даже если б это было не так, какое отношение имеют его расовые убеждения к истинности или ложности теории естественного отбора? Рабами владели и Томас Джефферсон, и Джордж Вашингтон, а Альберт Эйнштейн и Махатма Ганди прокололись в роли мужей и отцов. Список претензий можно продолжать до бесконечности. Все мы — порождение своего века, и каждый из нас небезупречен. Справедливо ли судить нас по неведомым стандартам будущего? Иные из обычаев нашего века следующие поколения, несомненно, сочтут варварскими. Например, манеру укладывать малышей и даже младенцев в одиночестве, а не под боком у родителей; или злоупотребление националистическими страстями с целью завоевать популярность и получить высокий пост; или коррупцию и взяточничество как образ жизни; или содержание зверей в доме; или поедание животных и содержание приматов в клетке; или уголовное наказание взрослым людям за употребление наркотиков; или пренебрежительное отношение к образованию детей.
В ретроспективе какие-то личности выделяются из общей массы. Для меня это уроженец Англии и американский революционер Томас Пэйн, который существенно опередил свое время. Он отважно боролся с монархией, аристократией, расизмом, рабством, суеверием и сексизмом, когда все вышеперечисленное входило в общепринятую мудрость. Он упорно и неколебимо критиковал традиционную религию. В трактате «Век разума» (The Age of Reason) Пейн писал: «Читая описание непристойностей, оргий, жестоких казней и пыток, беспощадной расправы над врагами — а такими историями Библия переполнена, — как не счесть ее словом дьявольским, а не Божьим? Эта… книга послужила развращению и отуплению человечества». И в этом же трактате Пэйн выражает глубочайшее почтение творцу Вселенной, чье существование, как он полагал, очевидно из изучения окружающего мира. Большинству современников казалось невозможным отвергать Библию и в то же время признавать Бога; христианские богословы считали Пэйна безумцем, развратником и пьяницей. Еврейский мудрец Давид Леви запретил набожным иудеям даже притрагиваться к этой книге, не говоря уж о том, чтобы ее читать. За свои взгляды Пэйну пришлось поплатиться (в том числе он угодил в тюрьму после Французской революции, ибо оказался чересчур последователен в сопротивлении тирании). С годами Пэйн превратился в озлобленного старика [104] .
104
Пэйн написал революционный памфлет «Здравый смысл» (Common Sense). Эта книга, напечатанная 10 января 1776 г., за несколько месяцев разошлась полумиллионным тиражом и подвигла многих американцев сражаться за независимость. Всего Пэйн стал автором трех бестселлеров XVIII в. Потомки ставили ему в вину его религиозные и социальные убеждения, Теодор Рузвельт обозвал его «грязным атеистом», хотя Пэйн был глубоко верующим человеком. Он — единственный из великих деятелей американской революции, не удостоившийся памятника в Вашингтоне.
Разумеется, теорию Дарвина можно вывернуть наизнанку и подло ею злоупотребить: бароны-разбойники XIX в. резали друг другу глотки, оправдываясь социальным дарвинизмом, нацисты и прочие расисты подводят формулу «выживания сильнейшего» под акты геноцида. Но не Дарвин породил Рокфеллера и Гитлера. Алчность, индустриальная революция, система свободного предпринимательства, коррупция власти — пожалуй, этого достаточно для объяснения некоторых явлений капитализма XIX в. Этноцентризм, ксенофобия, социальная иерархия, застарелый германский антисемитизм, последствия Версальского договора, система воспитания детей в Германии, инфляция и Великая депрессия — и Гитлер приходит к власти. Все это вполне могло произойти и без Дарвина. Современный же дарвинизм выяснил, что ключом к выживанию могут быть и куда менее агрессивные качества (то-то огорчение для баронов и фюреров): альтруизм, разумность, сострадание.
И если мы сочтем нужным подвергнуть цензуре Дарвина, то кого еще и какие еще виды знания? И кто будет цензором? Кто обладает достаточной мудростью и возьмется установить, какими сведениями и предположениями можно без особого ущерба для нас пожертвовать, а какие понадобятся через десять, сто или тысячу лет? Разумеется, нужно проверять на безопасность машины и продукты. Нам всегда приходится принимать такого рода решения, поскольку ресурсы не бесконечны, нельзя испробовать все существующие в мире технологии. Но одно дело технологии, а другое — знание. Начните указывать людям, как им думать, и откроется возможность для цензуры мысли и нравов, будут приниматься некомпетентные решения и начнется затяжной упадок.
Для пылких идеологов и авторитарных режимов навязывать свою точку зрения и подавлять оппозицию естественно. Нацистские ученые, в том числе лауреат Нобелевской премии Иоганн Штарк, проводили четкое разграничение между реалистичной и практической «арийской наукой» и вымыслами «еврейской науки» — квантовой физикой и теорией относительности. Адольф Гитлер пошел еще дальше: «Наступает новая эра магического объяснения мира. Объяснения, основанного не на знаниях, а на воле. Истины, моральной или научной, не существует».
Американский генетик Герман Мюллер спустя 30 лет рассказывал мне о том, как в 1922 г. летал из Берлина в Москву посмотреть на строительство нового общества. Увиденное понравилось ему настолько, что, уже сделав открытие о мутациях вследствие облучения (открытие, принесшее ему впоследствии Нобелевскую премию), Мюллер переехал в Москву и собирался развивать в этой стране современную генетику. Однако к середине 1930-х гг. при сильной поддержке Сталина начал возвышаться шарлатан Трофим Лысенко. Лысенко утверждал, что генетика (по именам основателей он называл ее «менделеизм-вейсманизм-морганизм») основана на неприемлемой философии, а «правильная» генетика, генетика, подчиняющаяся коммунистической идеологии диалектического материализма, даст совсем другие результаты. В частности, Лысенко сулил дополнительный урожай озимой пшеницы, что было бы весьма кстати после насильственной коллективизации сельского хозяйства, заметно подорвавшей его эффективность.
Доказательства Лысенко представлял сомнительные, контрольные эксперименты отсутствовали, более того, многие известные данные противоречили заявленным Лысенко выводам. Его власть росла, но Мюллер попытался столь же страстно отстаивать соответствие классической генетики Менделя диалектическому материализму, а Лысенко с его верой в наследуемость приобретенных признаков и отрицанием материальной основы наследственности выставить «идеалистом» или кем похуже. Всевозможную поддержку Мюллеру оказывал Николай Вавилов, президент Всесоюзной академии сельского хозяйства.