"Мир приключений" 1926г. Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
— Посмотрим, расскажи-ка Шуф!
— Есть, командир. Можно сказать, что это была знатная выдумка. Никто ничего подобного еще не придумывал, уж поверьте. На «Церере», кок [68] всегда клал в суп соленое сало… немного староватое, немного заплесневелое… но все-таки не скверное, вы помните это тоже?.. За ужином я, Шуф, не ел моего сала, а так что я прятал его в сундучок… Для крыс, вы меня понимаете?..
— Значит, ты ставил ловушки?
— Ловушки? Нет, никогда… Дайте сказать. Ночью, после уборки, я первый вешал свой гамак, и, когда все засыпали, удирал, с вашего позволения, совсем голый… в складочную каюту для сухарей… туда вела дверь, которая плохо запиралась.
68
Повар.
— Э, да, плотники ее еще постоянно чинили.
— Совершенно верно, командир… А знаете ли, что я делал в этой каюте? Я затыкал себе сало промеж зубов, а потом растягивался плашмя на спину… не двигая ни рукой, ни ногой… Разумеется, крысы не заставляли себя долго ждать. Хорошее старое сало, да которое еще здорово воняло, было им очень по вкусу. Едва успевал я отсчитать: а, б, в, г, — их было уже две, — …а, б, в, г, — их было уже четыре. Я чувствовал, как целые полки грязных лап царапали мне руки, ноги, живот и все остальное… Потому что каюта, как и полагается, была совершенно темная, такая темная, что можно было подумать, что находишься на самом дне ада для неумытых чертей. И тотчас же крысы лезли мне на нос, на глаза… И они вцеплялись в сало… Я не двигался, я ждал пока их не набиралось по крайней мере штук шесть, этаких удобно рассевшихся прожор… И тогда — крак! Я хватал по три каждой рукой… И случалось, пять или шесть раз, что эти гнусные гады кусали меня, да! отхватывали куски тела. Но это ничего не значило: я хватал по три штуки каждой рукой, — итого шесть. Задушив эти шесть штук, я опять ложился на спину и ожидал следующих. Они обязательно являлись из-за сала… Никогда не случалось, чтобы я дал осечку с моими тремя дюжинами!..
Командир Фералед прервал вдруг свой рассказ, взял бинокль и внимательно стал всматриваться в туман.
Волны бушевали, сверкая на горизонте белыми точками, очень похожими на паруса.
Внизу трапа он вдруг повернулся к нам лицом.
— Господа… представляете ли вы себе ясно этого Шуфа, голого, как червяк, и в темной каюте. Как он прикидывается мертвым, не шевелясь и даже не моргнув глазом, и чувствует на всем своем теле ужасное царапанье когтистых лап, жаркое дыханье липких морд и всю эту отвратительную массу голодных ртов, слюнявых и вонючих!..
185
Чорт пришел однажды к воротам рая и начал жаловаться на то, что даже самые заблудшие души лезут в рай, и ему, чорту, есть нечего. Тогда привратник Петр сказал ему:
«Ладно, мы тебе уступим несколько душ. Есть тут у нас купцы, торговцы и разносчики: такую торговлю в раю подняли, что — хоть самого себя вон выноси. Только даром не отдадим: у нас замок на райских воротах испортился, и слесарь за починку рубль требует».
Покопался чорт в карманах, достал рубль и говорит: «А почем за душу брать будете?».
Петр отвечает: «За купца — по пятаку, за торговца — по 3 копейки, а разносчиков на копейку десяток дадим».
И получил чорт на свой рубль 100 душ, всех трех сортов. Спрашивается: — сколько душ каждого сорта было?
186
— В настоящее время я, Кузьма Никандрович Чумко, вот уже более десятка лет работаю в Ленинграде, на фабрике «Красный Треугольник», что на Обводном канале.
А вы знаете, что это за фабрика?
Нет? Ну, так я вам скажу: — это одна из самых крупных в мире фабрик, потому что в течение нескольких лет она в состоянии нарядить в галоши чуть не все народонаселение СССР, включая грудных младенцев.
И заметьте, это при условии, что у нас, на всем необозримом пространстве СССР, не произростает ни одного милиграмма каучукового дерева, а из наших сосен и елей если и возможно получать смолу, то, во всяком случае, годную лишь для скипидара и канифоли, а никак не для галош.
Положим, резиновая армия более чем на половину состоит из жен и будущих жен, владеющих совсем не красноармейским оружием (нельзя же назвать военным оружием хорошенькие глазки, скалку, ухват и пронзительный голос!), но в деле завоевания мира резиной — она неотразима.
Судьбою я доволен. Я — мастер галошного отделения. В моем владении обширная территория галошного отделения, от одного обхода которой к вечеру ноют ноги, а воздух в ней напоминает далекую Бразилию и берега реки Амазонки, откуда нам в СССР доставляли каучук.
Я часто удивляюсь просвещенным европейцам и европеянкам, так отставшим в галошном отношении от диких индейцев.
Я не вру. Древние индейцы, знавшие огонь, умели добывать каучук. Они делали на каучуковых деревьях надрезы, снимали кору полосками до древесины и, когда сок стекал через порезы, собирали его в сосуды, делали по ногам колодки из дерева и просто макали их по несколько раз в нагретый до жидкого состояния каучук. Затем вынимали колодки, а примитивные галоши напяливали на совершенно голые ноги.
Однако, я отклонился от страшного рассказа и теперь возвращаюсь к нему. Я возвращаюсь к тому времени, когда, до поступления на фабрику «Треугольник», я работал в Чикаго, на галошной фабрике «Резинового производства Браудер и К°».
Я работал в качестве младшего мастера в отделении сухой вулканизации, где, знаете, как и у нас, на «Красном Треугольнике», вулканизируют разные соски, мячи, игрушки и прочее.
Рядом с нашим отделением находилась камера для горячей вулканизации, тоже такая же, как у нас: железная темная печь, без окон, похожая на темную комнату сажени четыре в длину, три в ширину и высотой в обыкновенную комнату. Через дверь в нее вели две пары рельс для вкатывания и выкатывания вагонеток с галошами. Нагревалась она снаружи до 110–120°C. Для вулканизации в нее вкатывали вагонетки с галошами и, продержав их там часов пять, заменяли другими.
Каково работать человеку, стоящему у этой печи! Он должен вкатывать, размещать и выкатывать вагонетки, иначе говоря — работать в температуре кипения воды. На первый взгляд это непонятно, но на деле проще. При каждом входе он пробывает в печи какую-нибудь минуту-две и не успевает пропечься, как пирог с капустой.