"Мир приключений" 1926г. Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
Вдруг с троттуара сходят трое полицейских, становятся посреди улицы и поднимают руки.
Я кричу соседу: «Не обращай внимания! Поезжай!»
Смотрю вперед. Свободное пространство суживается и кончается остроконечно, в двухстах метрах от нас, в густой толпе. Она казалась твердой, точно сделанной из черного дерева.
Как ни чувствовал я нашу силу, но мне все-таки было совершенно непонятно, как будет возможно проехать через эту толпу.
Я не увидел никаких полицейских преград.
Это был последний миг моих страхов, сомнений, разсуждений за и против.
Я вынимаю свисток и свищу так, что чуть легкие не лопнули:
«По четыре! Вперед!»
Сзади меня мой приказ прокатился от отряда к отряду.
1—2 прилепился ко мне слева. Второй ряд догнал нас. Я уже не думал о трех полицейских. Где они?..
Толпа точно опьянела от радости. Право! От нее шло какое-то тяжелое дыхание, как у пьяного. Она вздувалась, будто хотела броситься на нас. И сейчас опять сжималась.
Я свищу приказ:
— «Полный ход!» «В аттаку!»
Мой первый ряд двинулся дружно, сразу. В ту же минуту свободное пространство перед нами расширилось, заволновалось. Точно завертелся какой-то коловорот и в один миг вырыл все.
Но сзади нас толпа была уже увлечена, захвачена. Она бежала за автобусами, между ними, цеплялась за железные прутья, висела на перилах, наполняла карету внутри, даже взлезла на империал и гудела в тон цилиндрам. В каждом автобусе был полный комплект пассажиров, делавший его еще значительнее изнутри; снаружи каждый из них был весь облеплен людьми. Вы можете себе представить, как они соединяли ряд с рядом, один конец колонны с другим, как заполнили все промежутки и все стояли между собою.
Мы бросились в аттаку всей массой.
Свободное пространство отодвигалось дальше и дальше. Но вот все остановилось в смятении. Ряд полицейских заграждает улицу наверху спуска. Он прикрывает второй склон.
Я ору соседним:
— Не обращайте внимания! Вперед! Вперед! Закройте глаза!
Я нажимаю на колесо руля; напираю на него всем телом; закрываю глаза.
Слышу гром автобусов и смешанные крики.
Секунд тридцать пробыл я так, точно в тунелле.
Открываю глаза. Никакого заграждения. Ни одного полицейского. Удивительный спуск — широкий и пустой. Даже на тротуарах — ни души.
Только вдали, на перекрестке — кавалеристы. И вдруг, что-то вспыхнуло. Они обнажили сабли. Развертываются. Двигаются; переходят в галоп! Точно улица стала подниматься на нас.
Мы прибавили скорости. Качало нас отчаянно. Рулевое колесо выбивалось из рук, точно пойманный вор.
Я нажимаю на трубу, как только могу. И опять! и опять! Трое в первом ряду делают то же самое; за ними второй ряд, затем третий и все остальные, вместе, не переставая.
Вы ведь знаете, что такое труба автобуса, но вы, может, не знаете, что такое пятьдесят автобусов, трубящих без перерыва.
И вот лошади драгун начинают танцовать. Делают скачки в сторону, кружатся, встают на дыбы, брыкаются; некоторые бросаются на троттуар; другие наскакивают на деревья. Драгуны падают, вертятся, поднимаются и бегут без сабель и без касок.
Но человекам тридцати удалось сдержать лошадей; худо-ли, — хорошо-ли, но они держались. Шпорили изо всех сил; ругались.
Но когда мы были в десяти метрах друг от друга, — лошади уже ни с чем не считались. Они точно обезумели. У меня в глазах потемнело, но мне казалось, что они разбежались по всем направлениям.
Я, как сказал вам, был на правой стороне. Вдруг из под моих колес, как из под земли, выскочила лошадь без всадника. Я налетел на нее, прямо в брюхо. Тело скорчилось и отскочило на три шага. Я ни на минуту не затормозил. Налетел на нее, но правое колесо попало на шею, и левое на живот. Я качнулся направо и наткнулся на фонарь. Я почувствовал, что он сломался; но этим падение было ослаблено, и автобус мягко остановился у большого дерева.
Я очнулся в ручье. Все члены как будто были на своем месте. Я приподнимаюсь на локте, гляжу… Неслась аттака. Я не мог разобрать ни рядов, ни отрядов. Это была одна машина, сбитая из людей и автобусов, одинаково сильная во всех своих частях. Она не задела нас и вонзилась в площадь, как пробка в графин. Я встал на колени.
Смешнее всего был зад колымаги. На перилах площадки, на лестнице, на империале, люди висели, как гусеницы. Хотелось собрать их.
Голова лошади была рядом со мной. Из нее текла кровь. Все мои штаны были полны ею.
Я встаю; пробую ходить. В боках боль, но я чувствую себя счастливым.
Вблизи, у открытого погребка, стоял его хозяин и с состраданием глядел на газовый фонарь.
Я сказал ему:
— Не плачьте, будет новый.
И я вошел выпить коньяку.
— Чем же все кончилось?
— Большинство автобусов докатилось до укреплений.
Некоторые пролетели в предместье и вернулись очень поздно, через дальнюю заставу.
— А толпа?
— Бросилась по дороге, расчищенной нами. Оказалось что полиция не больше, как через пять минут, опять встала на свое место и уже в три раза гуще.
Но было уже слишком поздно. Площадь де-ля Шапель сразу заполнилась толпой, и двери товарной станции под ее напором затрещали. Сейчас же начался разгром… Навалили ящики в кучу и подожгли…
— А вы?
— Я сидел в уголку у себя в погребке. С улицы летел такой шум, точно конец света наступил. Но мне уже ни до чего не было дела. После коньяку я спросил еще винца.
— Вам не было никаких неприятностей после всего этого?
— Нет! Северной Компании и полиции очень бы хотелось забрать меня. Да Компания Омнибусов побоялась стачки. И затушили дело. Только перевели на омнибус, дали мне клеенчатую шляпу и навозный двигатель.