Мир приключений 1962 г. № 8
Шрифт:
— Как суслик, — сказал Иванов. — Ну и я за ним, а то он насквозь туннель пророет, тогда ищи-свищи.
Ложкин стал нахлестывать лошадей вожжами. Тяжеловозы затрусили рысью. Погоняя коней, он смотрел по сторонам, ища, где бы свернуть с дороги. Собак больше не было слышно, но теперь позади, за поворотом галдели гитлеровцы, резанула автоматная очередь.
Зашуршало сено. Иванов спросил:
— Это не в нас?
— Молчи и не показывай носа!
— Паникуют, — сказал Иванов, вздохнул и затих.
По обеим сторонам дороги поднимались мачтовые сосны. С правой
«Деревня», — определил Ложкин, и ему захотелось тепла, горячих щей, покоя. С горечью думая об этом, он стал поворачивать лошадей; от деревни показались два всадника. Он снова вернулся в лес, свернул с дороги и долго ехал в глубь леса. Снег между сосен был утоптан, везде виднелись следы огромного бивуака: валялись банки из-под консервов, обрывки бумаги, чернели проталинки от костров, по снегу расплывались маслянистые пятна. Ложкин остановил коней на небольшой поляне, густо заросшей молодыми елями. Снова нахлынуло расслабляющее желание тепла, покоя. Ложкин, тряхнув головой, слез с фуры. По дороге ползла, как тысяченогая гусеница, пехота. Внезапно совсем недалеко ударила батарея тяжелых минометов. Лошади боязливо затоптались на месте. С вершин сосен, по краям поляны, посыпался снег.
— Тяжелая ударила, — тихо сказал Иванов. Он уже давно следил за товарищем.
— Иван!
Иванов улыбнулся.
Они смотрели друг на друга с удивлением и радостью, как после долгой разлуки. Солнце освещало лицо Иванова. Ложкин впервые увидел его голубые, чистые, словно у мальчишки, глаза и улыбнулся этому, как радостному открытию.
Иванов сказал:
— Выручил нас этот фриц со своей фурой.
Ложкин спросил:
— Как он там?
— Да ничего, парень тихий, только ароматный больно.
— Ароматный?
— Да. Запах от него — мочи нет!
— Представляю…
— Это, Коля, трудно представить. Одеколон, а не фриц!
Они замолчали, посмотрели в небо, переглянулись. В высоте, сверля голубое небо, пронеслись снаряды.
Иванов сказал:
— Наши посылают по тылам. Давай, Коля, закурим. — Он подмигнул. — А то как у нас в Сибири говорят: жрать хочется, аж переночевать негде. — Спросил: — Чем это таким вкусным пахло, когда мы по дороге ехали, аж через воз прошибло?
— Немецкая кухня… Постой, кажется, гости!
Послышались голоса, топот коней. Левая рыжая, задрав голову, заржала. Иванов скрылся в сене. Ложкин залез на фуру, запахнул тулуп, взял вожжи. Всадники приближались. Голоса их гулко разносились по лесу. Один, судя по голосу, молодой и самоуверенный, говорил начальственным тоном:
— Смотри, Отто, здесь уже стояла какая-то часть. Недурное место оставили они для нас.
— Будь оно все проклято!.. — ответил глухо другой. — У меня всю челюсть разломило
Ложкин заметил двух всадников, офицера и солдата, на высоких серых лошадях. У солдата на груди висел автомат. Они ехали к поляне. Офицер говорил:
— Надо мириться с временными неудобствами. Не забывай, что сказал фюрер: «Еще одно усилие, доблестные солдаты, и мы победим».
Солдат промолчал. Он ехал за офицером, подперев щеку рукой. Офицер размышлял вслух:
— Старик останется доволен. Он любит, чтобы бивуак был закрыт с воздуха. — Закинув голову, он посмотрел на густые кроны сосен, обернулся, сказал: — Какой прекрасный лес! Недурно бы получить здесь участок. Хотелось бы тебе, Отто, владеть таким лесом?
— О-о-о, господин лейтенант! Каждое дерево стоит по триста марок! Конечно, не теперешних, довоенных марок.
— Думаю, что стоит. Это корабельные сосны!.. Ну как, прошла твоя челюсть?
— Да, немного полегче… Мне бы гектаров десять… — Он жадно вдохнул воздух. — И еще поле, что за лесом. Хорошее поле! Рядом река…
— Недурной кусочек, Отто! И ты, возможно, получишь его. Каждый получит здесь землю или где-нибудь еще. Все получат, кто проливал свою кровь за фюрера, за великую Германию. — Он усмехнулся. — Вдруг после войны мы окажемся с тобой соседями, Отто!
— О! Это бы было так хорошо, герр лейтенант. Очень хорошо! У меня совсем не болит зуб.
Лошадь солдата заржала. Ложкин, пригнувшись, следил между ветвей за всадниками. Офицер стал поворачивать своего коня к дороге, как вдруг рыжая ответила серому заливистым ржаньем.
Офицер приказал сухо:
— Узнай, кто это расположился в нашем лесу?
Солдат ударил каблуком под брюхо серому и подъехал к ельнику.
Ложкин спрятал голову в воротник и полуобернулся к всаднику. Солдат спросил:
— Какой части? Что ты здесь делаешь един?
— Заболела лошадь, приятель. Сейчас должны прислать замену, вот и жду, — ответил Ложкин.
— Из какой части?
— Из саперного батальона.
Солдат посмотрел на задок фуры, где стояла эмблема части: волк в желтом круге. Солдат подозрительно покосился на возницу и рысью вернулся к офицеру. С минуту они шептались.
Наконец офицер громко приказал:
— Пусть явится ко мне!
Ложкин тихо сказал, подбирая вожжи:
— Приготовься, Ваня!
— Вот сволочи! — ответил Иванов, осторожно раздвигая хрустящее сено.
Подъехав к ельнику, солдат сказал:
— Эй, приятель, тебя требует герр лейтенант. Живо!
Возница хлестнул лошадей вожжами. Рыжие нехотя натянули постромки. Фура тронулась.
— Стой! — крикнул солдат, когда фура выехала из елей.
Ложкин натянул вожжи. Лошади покорно остановились.
— Живо ко мне! — приказал офицер, не трогаясь с места.
— Слезай! — сказал солдат, подъезжая к возу. — Иди объясни, как это ты, сапер, вдруг оказался на фуре нашего драгунского полка? Откуда ты взял этих лошадей? Ведь это лошади Михеля Шульца! Его рыжие. Их весь полк знает. Куда ты дел Михеля? Живо слезай!