Мир приключений 1980 г.
Шрифт:
Болела грудь. Ремни удержали меня, но сделали это немилосердно. Я не мог вздохнуть. Хорошо бы, ребра остались целы. Я хотел поднять руки, чтобы отстегнуться, но руки не слушались. И только тогда я понял, что сижу с закрытыми глазами.
Я заставил себя открыть глаза. Они нехотя подчинились. И сразу включился слух. Продолжался гул — может, еще работали моторы, может, ревело пламя, может, шумело в голове. Сквозь гул я услышал, как кто-то рядом причитает, словно по покойнику, — однообразно и грустно. Потом донесся стон. Как Володя? Я с трудом повернул голову.
И тут же меня охватил гнев. Это было первое человеческое чувство, вернувшееся ко мне. Вы полагаете, что он думал обо мне? Володя был в полном сознании, но смотрел этот подлец не на меня — сквозь
— Приехали, — сказал я сквозь смех. — Приехали.
Наверное, со стороны казалось, что я впал в истерику, но мне было просто смешно, что они сидели в разбившемся, горящем самолете и смотрели друг на дружку.
Руки мои действовали независимо от меня, отстегивая ремни. Майор лежал в полуоткрытой двери в пилотскую кабину, и по тому, как он неудобно лежал, я понял, что ему досталось. Я заставил себя подняться. В салон полз черный дым.
— Вы как, Отар? — услышал я голос Володи.
— Скорее! — ответил я, и наконец мне удалось вздохнуть. Припадая на ушибленную ногу, я бросился к майору. И знал, что Володя тоже поднимается. Я мог на него положиться. Крушение кончилось, началась работа, а работать Володя умеет.
Майор был жив, дышал и, если не считать вывернутой руки, был цел. Нам удалось оттащить его от двери. Я открыл ее, чтобы проникнуть в кабину пилотов, и краем глаза заметил, что над майором склонилась наша соседка. Нас уже трое.
Все мои действия мерялись на секунды. Мне даже некогда было обернуться и поглядеть, что же творится в салоне.
В лицо мне ударил дым. Дымом была полна пилотская кабина, вернее, то, что от нее осталось. Самолет — это я понял уже погодя — тянул к рисовому полю, но пилоты не смогли удержать машину, и стволы сокрушенных самолетом деревьев превратили его нос в мешанину стекла и металла. Я на ощупь пробирался сквозь дым, стараясь отыскать пилотов. Володя пошел было за мной, но я обернулся и крикнул:
— Назад! Открой дверь! Выводи людей!
Мне казалось, что путешествие сквозь дым и джунгли гнутого металла продолжалось очень долго. Кабина — несколько шагов в длину — превратилась в бесконечный коридор, в котором нечем было дышать… Но тут порыв ветра на мгновение отогнал дымовую завесу, и оказалось, что я стою на некоем подобии балкона, к которому вплотную подступают переломанные кусты и стволы деревьев. В зеленом месиве я увидел тело одного из пилотов. Тут же дым снова набросился на кабину, и мне пришлось вытаскивать пилота из груды обломков вслепую, задыхаясь и боясь не только близкого взрыва, но и того, что потеряю сознание. Я с таким отчаянием тащил пилота, что если бы он был жив… тогда я еще не понял, что он мертв.
ВЛАДИМИР КИМОВИЧ ЛИ
Подчиняясь приказу Отара, я пробирался по проходу к двери. Проход был загроможден, будто кто-то специально сбросил туда все, что не было принайтовлено: сумки, чемоданы, ящики. В одном месте они грудой скрывали под собой толстяка. Поэтому по пути к двери я вынужден был остановиться и разгрести барахло, чтобы извлечь из-под него господина, который явно симулировал смерть: глаза у него были закрыты, красный язык наружу, как у жаждущего пса, но при этом он быстро и мелко дышал. Я решил, что следует шлепнуть его по щеке — так приводят в чувство барышень в художественной литературе. Господин тут же открыл глаза.
— Вставайте! — сказал я ему. — Скорее!
Он застонал — видно, радовался воскрешению. Справа от меня зашевелились. Это отстегивался Вспольный.
— Сейчас, — сказал он мне, — одну минуточку.
Словно я его торопил. Мои глаза выхватывали отдельных людей, и я не видел, что происходило вообще. Салон затянуло дымом, в нем можно было разобрать человеческие фигуры неподалеку от тебя, но не видно того, что творится метрах в пяти.
Я миновал индийца и, когда сделал еще несколько шагов, увидел сбоку светлое пятно. Открытую дверь. Я совсем забыл о солдатах
Вдруг меня сильно толкнули в спину. Я не удержался и кулем вывалился из самолета на мягкую землю. Нечто тяжелое, словно бегемот, рухнуло на меня, и когда я вскочил, то понял, что меня выпихнул толстяк. С неожиданной для его веса и объема резвостью он припустил по склону. Очевидно, зрелище было не лишено комизма, потому что солдат, сидевший на земле, вдруг засмеялся.
— Ну и черт с тобой, — заявил я и попросил знаками у офицера выделить мне одного из солдат, чтобы вынести майора. Почему-то я временно забыл английский язык. Офицер меня понял и сам полез со мной в самолет. Там уже стало совсем темно и трудно дышать. Почти на ощупь мы продвигались по проходу и через несколько шагов натолкнулись на округлую спину Вспольного, который тащил по проходу майора. Девушка старалась помочь ему, не выпуская из руки своей драгоценной сумки. Вчетвером, мешая друг другу, мы эвакуировали майора из машины и отнесли на несколько метров от самолета. Я хотел отправиться на поиски Отара, который долго не возвращался, но тут услышал короткий крик девушки: Отар выходил из леса. Он тащил под мышки пилота. Увидев нас, Отар рухнул на землю: видно, выбился из сил.
ЮРИЙ СИДОРОВИЧ ВСПОЛЬНЫЙ
Пламя грозило добраться до баков с горючим, и тогда машина взлетела бы на воздух. Мы же находились недалеко от нее и могли пострадать. Я намеревался довести это до сведения остальных, особенно солдат, которые старались открыть багажное отделение, однако в этот момент наше внимание было отвлечено появлением Отара Давидовича, который, рискуя жизнью, проник в кабину и вынес пилота.
Я полагал, что профессор, который по возрасту и общественному положению взял на себя руководство спасательными работами, прикажет немедленно начать эвакуацию, однако он попросил меня подойти к нему и выступить в роли переводчика. Солдаты с помощью выстрелов из оружия открыли багажное отделение, он одобрил их действия и попросил меня объяснить лейтенантику, что хорошо бы оттаскивать груз как можно дальше. Затем Отар Давидович попросил меня помочь девушке эвакуировать на безопасное расстояние майора, и я подчинился, не переставая беспокоиться за моих товарищей, действия которых я считал рискованными.
Мы оттащили майора метров на сто и положили за пригорком. Солдат, сломавший ногу, приполз вслед за нами. Когда я собирался вернуться к самолету, ибо не имел права отсиживаться в укрытии с женщинами и ранеными, раздался взрыв, взметнувший к небу столб черного дыма и осколков. Взрыв был так силен, что комья земли и осколки посыпались на нас градом.
Я пережил страшный момент, полагая, что все погибли, и бросился к самолету, невзирая на возможность новых взрывов.
На открытом месте я увидел, что части самолета разбросаны на расстоянии многих метров по полю и все люди, находившиеся от него в непосредственной близости, лежат на земле на полпути от самолета к пригорку. Однако, подбегая к ним, я увидел, что они шевелятся и один за другим поднимаются на ноги, стряхивают с себя комья земли и листья и даже смеются, вторично избежав смертельной опасности. Оказалось, что за полминуты до взрыва Отар Давидович понял, что взрыв неминуем, и все побежали от самолета, что и спасло их.