Мир приключений 1980 г.
Шрифт:
Он еще что-то болтает, но я не слушаю.
Вот так номер! Застряли. Но в Токио-то нас — моих подопечных и меня — ждут именно с этим рейсом. Как же теперь? Все ломается! Понятно, почему они так заволновались: у них там, наверное, все обговорено — кто встречает, как пройти таможню с их набитыми деньгами чемоданами, куда ехать. И вдруг такое дело…
Смотрю в их сторону. Что за черт! Повеселели, благодарят за что-то немолодую стюардессу, передают ей билеты, деньги.
Эге-ге! Я устремляюсь туда же. И когда мои подопечные
— Простите, мои друзья, — и киваю в сторону четверки, — сказали, что вы сможете мне помочь. Они говорят, вы очень любезны. (Весь в напряжении: угадал или попал пальцем в небо?) Я выдаю ей мою обольстительную улыбку № 1, которую трачу лишь в исключительных случаях.
— Пожалуйста, — отвечает она, — вам на тот же рейс? Места еще есть, но только в первый класс. Придется доплатить.
Она сообщает время вылета советского самолета по маршруту Москва — Токио (через сорок минут), сумму доплаты, забирает мой билет, деньги и исчезает.
Я вытираю пот со лба. Ну-ну!
Еще бы немного, и Мегрэ-Леруа спокойно бы дрых в отеле «Аэрофлот», а мои подопечные благополучно летели на советском лайнере в Токио, где по прибытии растворились в пространстве.
Ну и дела!
Не проходит и двадцати минут, как появляется моя спасительница, вручает мне новый красивый зеленый билет с красным флагом на обложке, сдачу, которую я пытаюсь ей всучить и от которой она возмущенно отказывается.
В это время, словно сговорившись, из разных дверей появляются две стюардессы.
Одна забирает пассажиров нашего рейса и ведет их к автобусу, на котором они поедут в отель. Другая приглашает мою четверку и меня за собой.
Подопечные смотрят на меня сначала изумленно, потом подозрительно, о чем-то шепчутся. И вдруг к нашей теперь уже пятерке присоединяется еще один летевший с нами, такой средних лет, поджарый, с энергичным лицом. Он в последний момент, видимо, тоже перерегистрировал билет. Спешит.
Уж лучше бы он не спешил…
Мы покидаем транзитный зал, садимся в желтый автобус, подъезжаем к самолету. Нам предъявляют наши чемоданы, выгруженные из «боинга». Четверка испускает вздох облегчения. Мне наплевать — мой чемодан пустой.
Нас торопят. Мы поднимаемся в ИЛ-62. Красивый, длиннющий самолет.
Нам указывают места — у русских они нумерованы. Четверка и мы с «сухарем» располагаемся в салоне первого класса. Кроме нас, там лишь какая-то японка с ребенком.
Захлопываются двери, зажигаются табло, стюардессы, такие же хорошенькие, как наши, идут вдоль рядов, разносят конфеты, следят, чтобы все застегнули ремни.
Взвывают двигатели. Самолет долго едет по аэродрому, затем замирает, как бегун на старте, и, стремительно набирая скорость, мчится по взлетной полосе.
Мы
Я впервые лечу на ИЛ-62. Хороший самолет. Летит, не спотыкается. Легкость какая-то у него в полете. Отделка внутри у «боинга», конечно, лучше, зато здесь кормежка будь здоров. Даже икра!
Захожу во второй салон. Осматриваюсь — кто летит со мной?
А, черт их разберет — кто. Ну, моя четверка, я и этот «сухарь» — ясно. А так… Ага, вот японцы. Молодые красивые девушки. Мордашки прямо как фарфоровые. И ребята тоже ничего. Мелковаты, но такие жилистые, крепкие. Догадываюсь, что это какой-то танцевальный ансамбль. С ними еще две-три старухи и сморщенный старик — наверное, руководители. Ох, до чего ж пожилые японцы страшные!
И еще есть японцы. Несколько семей с маленькими детишками. Вот япончата очень симпатичные, похожи на кукол.
Есть еще какие-то нерусские — сразу видно. Два здоровенных бородача в джинсах и майках с изображением губастого толстяка с цепями на шее. Великовозрастные хиппи. В хвосте сидят, наверное, туристы и, наверное, американские — женщины и мужчины, из которых самым молодым лет по сто. Уже выпили, уже орут.
Еще две-три семьи вполне европейского вида с детьми. У одной пары — пятеро, и все девочки.
В первом ряду какой-то полупарализованный старик, с ним монашка с красным крестом на крахмальном чепчике.
Остальные русские.
Наверное, дипломаты едут или возвращаются к месту службы. Тоже с детьми. Какая-то делегация — у всех на лацкане одинаковый значок — небось на конгресс. Все солидные, важные, в очках. Профессора, наверное.
И еще спортивная делегация — судя по виду, гимнастки или художественные гимнастки — молоденькие крепкие девчата в тренировочных костюмах.
Ну и еще разный народ.
Смотрю, мой «боксер» выбирается из своего кресла и тоже начинает прогуливаться.
И поглядывает на меня и на «сухаря». В общем-то, ничего удивительного в этом нет — мы единственные, кто летел с ними в поломавшемся самолете. Но мне это все-таки не нравится. Очень мне не нравится, как он смотрит на меня.
Я решаю заговорить с «сухарем».
— Повезло нам, — говорю, — летим вот, а другие пассажиры нашего рейса в Москве застряли.
— Да, — говорит, — повезло. Не знаю, как вам, но мне опаздывать никак нельзя. Никак.
— Простите, — спрашиваю, — если не секрет, вы, наверное, бизнесмен? Контракт может уплыть, — улыбаюсь.
— Да нет, какой бизнесмен, я парикмахер. Спешу на международный конкурс. Опоздаю — вылечу из игры. А у меня все шансы. Кроме русских, других конкурентов не вижу.
— Да? — я удивлен. — Парикмахер? А что, русские очень сильны в этом деле?
— Ого-го! Еще как сильны, особенно женщины!
— А что за конкурс? — спрашиваю.
— Как, вы не знаете? — и пошел, и пошел мне рассказывать.