Мир Путина. Россия и ее лидер глазами Запада

Стент Анджела

Советская идеология

Какое влияние оказала идеология на российскую внешнюю политику? И нужна ли России идеология для того, чтобы задавать направление своей внешней политике? Или ностальгии по великой державе XIX в. достаточно для воодушевления сегодняшнего Кремля? Конечно, нынешние обитатели Кремля любят ссылаться на Венский конгресс 1815 г., в рамках которого великие державы разделили Европу, как на образец для подражания. Идеологическая триада царской России «православие, самодержавие и народность» была направлена в большей степени на внутреннее развитие России. В эпоху, когда Россия стала ключевой фигурой на европейской арене XIX в., официальной внешнеполитической идеологии просто не существовало. Однако это изменилось, когда к власти пришли большевики.

Марксизм-ленинизм стал официальной идеологией, имеющей явную внешнеполитическую составляющую. Конечно, лидер большевиков Владимир Ленин обратился к трудам немца Карла Маркса и адаптировал их к русской среде. Маркс сомневался в том, что Россия, являвшаяся по большей части крестьянской, готова к революции, и Ленину необходимо было объяснить, почему она к ней готова была. Тем не менее то, что поначалу казалось революционным, с течением времени все больше стало напоминать монархическую эпоху. «Советский социализм оказался удивительно похожим на русскую традицию, которую он якобы преобразовывал» [33] .

Такая ситуация была в равной степени верна как для внешней, так и для внутренней политики. В советской идеологии смешаны риторические аспекты ленинизма и изрядная доля русского национализма. И какой бы ни была формальная идеология, преобладающей чертой советского отношения к международной арене был диалектический взгляд на мир. Речь идет об СССР против Запада, который стремился разгромить Советский Союз. В отдельных случаях соглашение с Западом могло воплотиться в реальность, но в конечном счете интересы России и ее главного противника были противоположны. Этот диалектический взгляд и подозрительность к внешнему миру были удивительно стойкими на всем протяжении правления монархов, коммунистических генеральных секретарей и постсоветских президентов.

33

Marshall Poe, The Russian Moment in World History (Princeton, NJ: Princeton University Press, 2003), 82.

Какова была международная составляющая марксизма-ленинизма? Как ни странно, Карл Маркс считал, что, как только произойдет революция, международные отношения не будут иметь значения. Он писал: «Рабочие не имеют отечества» [34] . Внешняя политика была прерогативой буржуазии. Как только к власти пришел бы пролетариат, больше не стало бы национальных государств. Конечно, в своих многостраничных трудах Маркс очень мало говорил о будущем, только о прошлом и настоящем. То, каким образом идеи Маркса касались отношений между государствами, должен был объяснить его русский последователь Владимир Ленин. Основным вкладом Ленина стал написанный в 1916 г. труд «Империализм как высшая стадия капитализма», в котором он стремился объяснить, почему разразилась Первая мировая война и почему она приведет к окончанию капиталистической системы и началу социалистической эпохи. Не вдаваясь в подробности аргументов Ленина, отметим, что в «Империализме» он объяснял, что капиталистические страны неизбежно придут к столкновению из-за конкуренции за колонии и пролетариат как в метрополиях, так и в колониях восстанет, чтобы сокрушить своих угнетателей. И еще долго после того, как советские граждане стали скептически относиться к своей идеологии, эта теория оставалась популярна в странах третьего мира, а ее отголоски можно услышать на современной Кубе, в Зимбабве и Венесуэле. Ленин оставался убежденным интернационалистом до своей безвременной смерти в 1924 г., как и его предполагаемый преемник Лев Троцкий. Но Троцкий не смог соперничать со своим конкурентом, бывшим грузинским семинаристом Иосифом Сталиным, который победил его в борьбе за власть в конце 1920-х гг. и в конечном итоге организовал его убийство ледорубом в Мехико в 1940 г.

34

The Communist Manifesto, https://www.marxists.org/archive/marx/works/1848/communist-manifesto/ch02.htm.

В отличие от других большевистских лидеров, Сталин очень мало времени проводил за границей, не говорил на европейских языках и с подозрением и возмущением относился к своим более космополитичным товарищам. Однако именно потому, что его соперники не воспринимали его так серьезно, как следовало бы, он сумел переиграть их и аккумулировать власть. Оказавшись в безопасности в Кремле, Сталин понял, что предсказанная Марксом и Лениным мировая революция в обозримом будущем не произойдет, если вообще произойдет. В 1928 г. он переопределил интернационализм следующим образом: «Интернационалистом является тот, кто безоговорочно поддерживает Советский Союз». С этого момента и до конца существования СССР советская идеология под видом интернационализма становилась все более националистической. За этой риторикой стояло понимание того, что национальные интересы России должны быть превыше всего и что восточноевропейские союзники Советского Союза после 1945 г. должны определять свои интересы с учетом потребностей Москвы. В разгар китайско-советской вражды, когда СССР и Китай вступили в скоротечную пограничную войну в 1969 г., борьба объяснялась идеологическими причинами, в то время как истинной причиной была классическая борьба за территорию, власть и влияние. Поэтому к концу советского периода очень немногие из советской элиты верили в принципы марксизма-ленинизма. Только с приходом к власти Горбачева СССР официально отказался от доктрины неизбежного столкновения коммунизма и капитализма и начал продвигать идею взаимозависимости. Тем не менее диалектический взгляд на мир продолжал оказывать влияние на многих должностных лиц, включая сотрудника КГБ среднего звена, работавшего в конце 1980-х гг. в Дрездене.

Евразийцы

В то время как советские лидеры поддерживали официальную доктрину интернационализма и мировой революции, появился иной российский взгляд на мир: его развивали антикоммунистически настроенные изгнанники, и из него же все больше и больше черпал Владимир Путин. Обе эти идеологии бьются над вопросами, которые также волновали славянофилов и западников XIX в., а именно, почему Россия не пошла по политическому и экономическому пути, аналогичному тому, который был избран Европой, и к чему ей следует стремиться в будущем. Евразийство представляло собой мировоззрение, развитое в 1920-х гг. изгнанными русскими, презиравшими коммунизм и мечтавшими о консервативной утопии. Однако у этого направления были и свои инакомыслящие сторонники на территории СССР, самым известным из которых был Лев Гумилев, большую часть своей жизни проживший в трудовых лагерях. Отвергая западные ценности, евразийство подчеркивало уникальную российскую цивилизацию, которая включала в себя как европейские, так и азиатские составляющие, в том числе сосуществование христианства и ислама, прославляя тем самым азиатское наследие России [35] . Ранние евразийцы утверждали, что Россия обладала неотъемлемым правом управлять своими имперскими территориями, и настаивали на том, чтобы Россия не пыталась подражать Западу [36] . Одним из консервативных русских философов в изгнании, чьи труды оказали влияние на Путина, был Иван Ильин. Он обвинял большевиков в том, что они ничего не знали о России, не понимали ее уникальных национальных традиций и решили «политически изнасиловать ее» [37] . По иронии судьбы, хотя они выражали ярое несогласие между собой, но и сталинисты, и их ссыльные враги считали, что России предназначена уникальная судьба, которая отделяет ее от Запада и узаконивает ее право управлять большими участками прилегающей территории.

35

В. Орлов. Евразийство: в чем суть? // Общество и экономика. 2011. 1 сентября.

36

Marlene Laruelle, Russian Eurasianism: An Ideology of Empire (Washington, DC: Woodrow Wilson International Center for Scholars, 2008).

37

McDaniel, The Agony of the Russian Idea, 10.

Новая русская идея

Когда распался Советский Союз, официальная идеология резко исчезла, и заменить ее было нечем. Страна разрушилась, а вместе с ней и оправдание захватнической внешней политики. Более того, территории, которые в течение двух веков и более были частью Российской империи и СССР, внезапно стали 15 независимыми государствами. Как с этим справлялись новые – и старые – элиты? Среди хаоса, вызванного распадом СССР, практически сразу же начались поиски новой русской идеи.

Небольшая группа прозападных либералов в окружении нового президента Бориса Ельцина изначально стремилась революционно переосмыслить интересы России: они считали, что ей следует присоединиться к Западу. Главным среди них был молодой дипломат Андрей Козырев, работавший в Министерстве иностранных дел СССР и примкнувший к Ельцину в 1990 г. Он выступил в качестве важного связующего звена с Соединенными Штатами во время неудавшегося августовского путча против Горбачева в 1991 г. К ужасу прежнего советского дипломатического корпуса, в 1992 г. Ельцин назначил его министром иностранных дел. Позиция Козырева была прозрачна: «Наш выбор – …прогресс в соответствии с общепринятыми мерками. Их изобрели на Западе, и в этом смысле я западник и есть… Запад богат, и нам надо дружить с ним… Это своего рода клуб первых стран мира, к которому Россия должна по праву принадлежать» [38] . Обратите внимание на признание того, что Запад установил глобальные правила и Россия должна их принять – мнение, которое Путин позже решительно отверг [39] .

38

Quoted in Angela E. Stent, Russia and Germany Reborn: Unification, the Soviet Collapse, and the New Europe (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1999), 188.

39

Интересы России и внешняя политика. Андрей Козырев: к слову «патриотизм» прилагательные не нужны // Красная звезда. 1992. 20 ноября.

Идея о том, что Россия может вновь обрести величие, отказавшись от своей уникальности и непохожести, шла вразрез с вековыми русскими традициями. Американские и европейские собеседники России приветствовали очевидное желание реформаторов Ельцина стать частью Запада. Однако, воодушевленные идеей реформировать и переосмыслить Россию, они неверно оценили степень, в которой эти желания разделяло большинство политического класса. С течением десятилетия собственные взгляды Козырева относительно Запада становились все более скептическими и противоречивыми. В 1996 г. Борис Ельцин заменил Козырева опытным советским дипломатом Евгением Примаковым, отвергшим прозападную позицию. Вместо этого Примаков предложил союз между Россией, Китаем и Индией [40] . В настоящее время Козырев живет в США, а его идеи последовательно отвергались его преемниками.

40

Евгений Примаков о внешней политике России в новом году // Красная звезда. 1997. 1 октября.

После распада СССР возобновились споры между постсоветскими западниками и славянофилами. На этот раз западники называли себя атлантистами, а славянофилы – евразийцами, возвращая в памяти 1920-е гг. Основное внимание уделялось тому, как должны развиваться отношения России со странами бывшего СССР, или ближним зарубежьем, как они предпочитали их называть. Андрей Кокошин был видным ученым и депутатом Государственной думы – вновь избранного парламента, получившего свое еще дореволюционное название. Он выступал за то, чтобы Россия создала на территории бывшей Российской империи и СССР новую евразийскую государственную политическую структуру. Российская Федерация была бы тем ядром, вокруг которого все остальные государства объединились бы на взаимовыгодной основе. Важным фактором этой реинтеграции был бы русский язык [41] .

41

Fiona Hill, “In Search of Great Russia: Elites, Ideas, Power, the State, and the PreRevolutionary Past in the New Russia, 1991–1996” (unpublished PhD diss., Harvard University, 1998).

Сергей Караганов, другой влиятельный представитель среды интеллектуалов, утверждал, что русскоязычные жители новых независимых стран, таких как Украина, Беларусь и Прибалтийские страны, станут главными гарантами политического и экономического влияния Москвы на своих соседей, и прогнозировал, что однажды Москва сочтет необходимым применить силу для их защиты, а следовательно, и защиты своих интересов на постсоветском пространстве. Он писал: «Мы должны проявить инициативу и взять их под свой контроль, создавая мощный политический анклав, который станет фундаментом нашего политического влияния» [42] . Таким образом, с самого начала существовало общее согласие в том, что Россия имела право провозгласить собственную «доктрину Монро» на постсоветском пространстве. Эта доктрина гарантировала бы, что ни одно постсоветское государство не присоединится к западным структурам. Российский вариант «доктрины Монро» отличался от американского оригинала тем, что на самом деле это была «антидоктрина без какой-либо выраженной стратегической программы, включающая разрозненные ответы на растущий интерес Запада к странам бывшего СССР» [43] . Большинство представителей российской элиты были согласны с тем, что та или иная форма реинтеграции со странами постсоветского пространства была неизбежна, поскольку без постсоветского пространства Россия не сможет снова стать великой державой. Предположение Запада о том, что Россия постепенно примет потерю империи и свою новую, менее значимую роль в мировом порядке, оказалось результатом попытки выдать желаемое за действительное.

42

Mark MacKinnon, “Sergey Karaganov: The Man Behind Putin’s Pugnacity,” Globe and Mail, March 20, 2014, https://www.theglobeandmail.com/news/world/sergey-karaganov-the-man-behind-putins-pugnacity/article17734125/.

43

Bobo Lo, Russian Foreign Policy in the Post-Soviet Era (London: Palgrave Macmillan, 2002), 52.