Мир Сатаны
Шрифт:
— Ты об этом сожалеешь? — Мягко спросил Ферун.
— Я? Нет-нет! Этим я только хотел сказать, что Доминион располагает слишком ничтожным количеством людей, чтобы можно было все объяснить и организовать флот по земному типу. Мы приспособились к вам лучше, чем вы к нам. И это неизбежный процесс!
— Я вижу тоску в твоем голосе и вижу ее в твоих глазах, — сказал Ферун, и голос его прозвучал мягче, чем он этого хотел. — Ты снова думаешь о своем сыне, ушедшем в птицы, не так ли? Ты боишься, что его младшие сестры и братья захотят последовать его примеру.
Прежде чем ответить, Холм собрался с силами:
— Ты
Разве не так?
Ферун подался вперед и положил руку на плечо Холма. Необходимость для человека выразить свою скорбь была ему понятной.
— Когда он — Крис — впервые стал бегать и летать с итрианами, что ж, я был рад. — Человек вздохнул. Он, не отрываясь, смотрел в окно. Время от времени он касался пальцами сигареты, но жест этот был машинальный, неосознанный. — Он всегда был слишком большим книжником, слишком одиноким.
Поэтому его друзья из Врат Бури, его визиты туда. Позже, когда он, Айат и их компания сновали по всяким странным уголкам планеты — что ж, казалось, что и я делал нечто в этом роде, когда был в его возрасте. Различие было лишь в том, что я не нуждался в защите сзади, когда ситуация становилась напряженной. Я думал, что он тоже может закончить флотом. — Холм покачал головой. — Я не понимал толком, что с ним происходит, а когда понял, было уже слишком поздно. Когда я прозрел, мы сильно поспорили, он убежал и прятался на островах Щита целый год. Айат помогала ему. Ведь мне не стоит продолжать, не так ли?
Жест Феруна был отрицательным.
После того, как Дэннель Холм, разгневанный, примчался в дом Литрана, осыпал их оскорблениями, именно Первому марчвардену пришлось вмешаться, успокоить обе группы и превратить дуэль в мирные переговоры.
— Нет, мне сегодня ничего не следовало говорить, — продолжал Холм. Просто. Ровена плакала этой ночью. Потому что он ушел и не попрощался с нею. А главное, она беспокоится о том, что с ним может случиться, потому что он присоединился к чосу. Например, сможет ли он вступить в нормальный брак? Обычные девушки больше не отвечают его вкусу, а девушки-птицы. И, конечно, наши малыши. Интересы Томми полностью вращаются вокруг итрианских сюжетов. Школьный наставник приходил к нам сам, чтобы сказать, что Крис отказывается учить урок, подчиняться требованиям, ходить на консультации.
А Джинни нашла себе итрианскую подружку.
— Насколько мне известно, — сказал Ферун, — люди, вошедшие в чос, как правило, ведут вполне удовлетворительную жизнь. Конечно, возникают различные проблемы. Но разве жизнь не ставит их перед нами всегда? Кроме того, число трудностей будет уменьшаться по мере того, как число подобных людей будет расти.
— Послушай, — Холм с трудом подбирал слова. — Я не имею ничего против твоего народа. Да будь я проклят, если вообще когда-нибудь имел! Никогда я не сказал и не скажу, что в том, что сделал Крис, было что-то позорное, как я бы не сказал и не подумал этого, примкни он к какому-нибудь священному ордену целебата. Но это все равно не понравилось бы мне. Для человека это неестественно. И я изучил все, что смог достать о людях-птицах! Конечно, большая их часть провозглашала, что они счастливы.
Возможно, что большинство и верило в это. Но я не могу не думать, что они никогда не узнали о том, что они потеряли!
— Пешеходы, — сказал Ферун. На планхе этого было достаточно. На англике ему пришлось бы произнести целую фразу, нечто вроде: «Мы тоже теряем какую-то долю за счет тех, кто оставляет чосы, чтобы стать индивидуумами по образу человека атомного века и жить в человеческих общинах».
— Влияние, — прибавил он, что можно было перевести: «В течение столетий Авалона немало было таких, кто формировался под влиянием вашего примера, в том числе и целые чосы. Я полагаю, что это и есть главная причина того, что некоторые другие группы стали наоборот более реакционными, чем раньше».
Холм возразил:
— Разве основная идея не состояла в том, что обе расы этой колонии должны были сближаться друг с другом, чтобы стать тем, чем они стали?
— Так было записано в Договоре, и эти слова остаются там и сейчас, Ферун выразил эту мысль двумя слогами и тремя выражениями. — Никто против этого и не возражает. Но как может совместное житье не повлечь за собой изменений?
— Да. Из-за того что Итри, в основном, и Инствуд, в особенности, сделали успехи в приспособлении к земной технологии, ты веришь в то, что для развития подобного процесса нужен лишь здравый смысл. Но все это не так просто!
— Я ничего такого не утверждал, — сказал Ферун. — Я только хочу сказать, что мы не должны тратить время попусту.
— Да, прости, если я. Я совсем не желал пускаться в разговоры, ведь мы и раньше говорили много между собой. Но дома сейчас неспокойно. Человек поднялся с кресла, подошел к окну и посмотрел вдаль сквозь струйку дыма.
— Давай-ка вернемся к делу, — сказал он. — Я бы хотел задать несколько вопросов, касающихся различных аспектов готовности доминиона. А тебе не мешает послушать мой рассказ о том, что здесь творилось, пока тебя не было. И посмотреть под углом этого рассказа на положение дел во всей Лаурианской системе. В чем тоже мало радостного.
Глава 3
Машина установила место своего назначения и устремилась вниз.
Первоначально ее высота была такова, что сидящий в ней ездок успел различить дюжины точек, пляшущих на сверкающей поверхности воды. Но когда они оказались ближе, все это скрылось за горизонтом. Теперь ему был виден лишь неровный конус Сент-Ли.
Имея в диаметре 11308 километров, Авалон обладал пропорционально меньшим, чем у Земли, расплавленным ядром; масса в 0.6345 не могла сохранить много тепла. Не хватало сил, чтобы удерживать землю в выгнутом состоянии. В то же время процесс эрозии значительно убыстрялся.
Атмосферное давление на уровне моря равнялось, примерно, земному — а падало медленнее из-за гравитации, так что быстрое вращение создавало условия для неблагоприятной погоды. Благодаря всему этому поверхность земли была в основном ровной, самый высокий пик Андромеда поднимался не более чем на 4550 метров. Соответственно уменьшались массивы материков.
Корона защищала едва ли восемь миллионов квадратных километров, то есть примерно территорию Австралии. В противоположном полушарии акватории Новая Африка и Новая Гейлана напоминали скорее большие острова, чем маленькие континенты. А кроме них существовало еще много мелких островков.