Мир Сил
Шрифт:
Короткий истерический смешок все-таки сорвался с моих губ… Жить больно… Умирать страшно… Что будет дальше – неизвестно. Хотя… А что мне терять? Боль я научился глушить – посмотрим, что будет дальше. Уйти в Поток я всегда успею. Почему-то я уверен, сделать это будет просто и совсем не больно. Пока будем дальше смотреть и дальше идти… идти по этой дороге в никуда.
Смирившись, в который раз, со своим положением я прикрыл глаза. Надо снова уходить в транс и лечить свои многострадальные ребра… Насколько меня еще хватит?
Многокрасочное великолепие человеческого тела и Потока захватывало и увлекало.
Внезапно картину нарушил какой-то диссонанс… В течение потока вмешивалось нечто чуждое… Словно на гладь спокойного пруда подул ветер… чужой ветер. Что-то недалеко от меня, и оно порождает чуждые колебания.
Глаза закрыты, дыхание ровное – надо быть осторожным, не выдать, что я вышел из транса. Хотя, наверняка для местных все мое притворство выглядит неуклюжими потугами ребенка… но мне как-то спокойней. Кто-то еще есть в келье. Я ощущал это сквозь закрытые глаза, чувствовал кожей чуждость рядом со мной.
Веки неохотно поднялись. Серый потолок, каменная стена, решетчатый свет, льющийся сквозь окно, и темный контур на краю взгляда. Я несколько раз моргнул и сфокусировал взгляд. Возле моей кровати, на грубом деревянном стуле сидела девушка. Та самая девушка, что видел я однажды на террасе второго этажа. И в том же платье – темно-коричневом. Рыжеватые волосы, перевитые темными лентами в тон платью. Спокойный, отрешенный взгляд… Пронзительные, зеленые глаза… Тогда, на плацу, я не разглядел ее, запомнил только ощущение взгляда. Непонятное ощущение, как будто она одновременно видит меня и что-то еще, мне недоступное.
В комнате повисло молчание. Я не знал, что говорить, как реагировать, она же, похоже, вовсе этим не интересовалась – просто рассматривала нечто доступное ей одной. Странно, молчание не тяготит меня, напротив – душа словно прекратила метаться и замерла в покое. Тягучие секунды спокойствия… как мне их не хватает, в этой безумной гонке, ставшей моей жизнью. Она смотрит на меня, я смотрю на нее, и в комнате царит тишина.
Мгновения летели, а я продолжал глядеть на нее. В память откладываются тонкие черты лица, легкие колебания кончиков волос, сверкающих в солнечном свете, темный цвет лент на фоне светлой кожи и зеленые изумрудные глаза. Откладываются слой за слоем, обновляя старые слои и врезаясь глубже. Что-то неземное, чуждое и вместе с тем родное в ее облике. Что-то, что хочется сохранить, спрятать в глубинах памяти, оставить себе…
Я не сразу заметил движение ее руки. Это движение не нарушало сложившийся баланс, оно гармонично вплелось в равновесие и молчание, сложившееся в комнате. Изящная, словно выточенная неизвестным мастером, ладонь замерла над моей грудью. Взгляд незнакомки изменился, теперь она смотрит на место под своей ладонью, там, где треснули ребра. Ее действия не вызывают у меня никакого страха. Покой и гармония – единственное, что я ощущаю.
От ее ладони повеяло теплом. Горячим, сухим теплом. Я легко ощущаю его сквозь одежду, сквозь кожу. Тепло проникает вглубь, сквозь ребра и ноющие места переломов, усиливается, становится жарко. За жарой приходит боль, острая и злая. Болит каждый миллиметр трещин, я чувствую каждый излом. Жар нарастает, боль тоже, трещины уже просто пылают огнем. Однако я лежу и спокойствие мое незыблемо.
Что-то изменилось. Жар начал спадать. И я опять заметил это с опозданием. Волны тепла откатывались назад, неспешно и размерено. И вот, тонкая ладонь скользнула назад. Мгновение, она снова смотрит на меня и куда-то еще. Мгновение, темный силуэт направляется к двери. Мгновение… и комната пуста.
Что-то с моими ощущениями. Накатывает усталость, веки опускаются, и я падаю в никуда.
Глава 1-8
После визита незнакомки заживление пошло заметно быстрей. На третье утро после вторичного перелома я вышел на плац. Трещины заросли и ребра вновь стали единым целым. Я снова могу свободно двигаться и продолжать тренировки, чем, естественно, и воспользовался сенсей. Тренировки «приятно» разнообразились различными ушибами и порезами, а мне было объяснено, что травмы необходимо заживлять с максимальной скоростью, не отвлекаясь от выполнения упражнений. Я быстро научился пользоваться местной анестезией и замораживанием порезов, и снова чуть не отморозил руку.
Вскоре начались тренировки с оружием. У сенсея появился новый способ истязаний. Нет, спаррингов не было, а вот отстоять полдня и ночь с занесенной для удара тяжеленной дубиной мне пришлось. Руки потом болели сутки, несмотря на помощь Силы и притирания монахов. Кстати, изменилось и отношение монахов. Раньше на меня смотрели как на пустое место, сейчас же замечали, что в этом месте что-то есть, нечто среднее между жабой и коровьей лепешкой.
Но были и хорошие моменты. Мне неожиданно понравилось метать ножи. Правда, ножи были лишь одним из пунктов в обширной коллекции средств дистанционного лишения жизни, вываленной на меня учителем. Здесь было все, что могла вообразить моя фантазия и гораздо больше: ножи, иглы всех форм и размеров, метательные пластины, колючие шары, различные бомбы, колбы с ядами, цепочки с грузами и без, металлические ленты, кольца и еще много чего малопонятного. С большей частью мне тренироваться не пришлось, сенсей мне выдал весьма небольшой набор… всего двадцать две разновидности.
Сильно выручала печать познания. Взяв в руки очередное смертоносное произведение человеческого гения, я понимал, как им пользоваться… теоретически. Но это не спасало. Как бы я ни старался ошибки были неизбежны, как и боль наказания. Cенсей то бросал меня в океан боли, то молча, равнодушно поправлял. Я не знал, когда и за что меня могут наказать, и эта неизвестность пугала и заставляла выкладываться полностью.
Мышцы, уже казалось, приученные ко всему, снова начали болеть. Легким не хватало воздуха, пальцы дрожали и выпускали рукоятки, но учитель продолжал меня терзать до тех пор, пока я не падал подобно загнанной лошади. Состояние полутранса стало привычным, как дыхание.
Постепенно я привык к новым нагрузкам и упражнениям, а коллекция оружия, с которым приходилось заниматься, сократилась. По странному совпадению осталось именно то, что мне больше всего нравилось.
Легкое копье, примерно двух с небольшим метров длиной. Линейки у меня не было, я мог ориентироваться только на свой рост и глазомер. Это копье, тедх – как называли его местные, у меня почему-то ассоциировалось с рогатиной. Только перекладину заменяли широкие металлические крюки, загнутые вперед, а плоским длинным, остро заточенным наконечником можно наносить как колющие, так и рубящие удары.
Конец ознакомительного фрагмента.