Мир совкового периода. Четвертая масть

Черемис Игорь

***

– А ты-то за кого болеешь? – спросил Александр Васильевич, когда мы спустились в метро.

Ответ у меня был наготове.

– За «Спартак», – сказал я.

– Вот как... А почему?

– Отец за них болел, сколько себя помню, ну и мне передалось. Но я, скорее, за нашу сборную болею и люблю, когда они побеждают.

Это была чистая правда. Мой отец действительно очень любил московский «Спартак» и не пропускал ни одного матча с их участием, которые показывали по телевизору. В 1977-м он с друзьями съездил на игру свердловского

«Уралмаша» с вылетевшим в первую лигу «Спартаком» – но его команда тогда каким-то образом проиграла провинциалам. Мальцом мне лестно было сидеть рядом с ним перед телевизором и подражать его эмоциям, которые сопровождали забитые или пропущенные голы, ну а заодно я немного узнал историю этой команды – без особых подробностей. Ну а сборная – это сборная. Их матчи в институтскую пору мы смотрели все, независимо от предпочтений – как только нам стал доступен телевизор.

– А, сборная... понимаю, – кивнул Александр Васильевич. – Но у них маловато побед.

– Ну почему же, в последнем отборочном цикле было целых четыре, – блеснул я свежеприобретенными знаниями. – С поляками только не повезло, у них надо было тоже выигрывать.

Со мной, разумеется, согласились, и по тону Александра Васильевича я понял, что тест на футбол я сдал – не с высшей оценкой, но баллов мне хватило на уверенный зачет.

***

Окончательное примирение меня с футболом произошло уже на стадионе. Мы приехали примерно за час до начала игры, и отец Александр Васильевич повел меня не на наши места, а куда в глубину трибун – и там обнаружилось настоящее кафе, где можно было купить пиво в больших стеклянных кружках. Мы сумели захватить один из круглых высоких столиков, я остался его сторожить, а отец Аллы куда-то убежал – но вскоре вернулся сразу с четырьмя емкостями. Закуски, правда, он не взял, но я понимал, что ему просто не в чем было её нести – и согласился, что пиво само по себе является хорошей закуской. Правда, давали тут, как в любой другой подобной точке, весьма дурной «Ячменный колос» – кажется, даже слегка разбавленный, – но народ брал его помногу. Видимо, чтобы заранее отпраздновать победу любимой команды или же смыть печаль от её проигрыша. Пены для этого местная торговля предлагала много.

Молчали мы недолго – уже через пару глотков Александр Васильевич задал вопрос, который, кажется, серьезно его беспокоил.

– А с Аллой у вас как… – он запнулся. – Серьезно?

На вопрос о наших отношениях с Аллой ответить было легко.

– Более чем, – жизнеутверждающе ответил я. – Я сделал ей предложение, она дала согласие. Как в кино. Вот скоро к моим родителям поедем, познакомимся. А там, наверное, и о свадьбе можно разговоры разговаривать.

Он снова задумался.

– Это хорошо, что серьезно... а дети?

– А что с детьми?

В принципе, я понял, что он спрашивал, но решил немного поиграть в туповатого провинциала.

– Детей вы планируете?

Я пожал плечами.

– Как судьба распорядится, – безразлично ответил я. – Презервативами пользуемся, если вы об этом. Но вы должны понимать, что там вся проблема в вероятностях, так что ни один из вариантов исключать нельзя. А так – планируем. Года через два, как Алла ближе к диплому будет.

– Вот как... Ты слишком серьезно ко всему подходишь.

– Не мы такие, жизнь такая, – ответил я.

Цитата из «Бумера» снова осталась неузнанной.

– Я слышал, что приезжие студенты сейчас только и думают, как задержаться в Москве, – неожиданно жестко сказал он. – И женитьба на девушке из московской семьи – едва ли не единственный вариант, который они в состоянии придумать.

А

этот вопрос мне не понравился – Александр Васильевич намекал, что я то самое меркантильное кю, которым я, собственно, и показал себя совсем недавно. Но сейчас я знал, что ответить на подобные обвинения.

– Есть такое, – я кивнул, припомнив Дёму и его дочку министра. – Я даже знаю несколько таких ребят... и девушек тоже, кстати. Убитая подруга Аллы как раз очень активно охотилась на москвичей с целью получения столичной прописки, впрочем, не особо и успешно. Да и те мои знакомые не сказать, что удачливы. Но у нас с Аллой всё иначе было, мы с ней через многое прошли вместе...

– Все так говорят, – проворчал он.

– Люди все разные, – наставительно произнес я. – Кто-то из приезжих студентов и в самом деле готов на всё, чтобы остаться в Москве – в родные города они возвращаться не хотят, а фантазия у них так себе… и вариантов не слишком много, нынешняя бюрократия не приветствует переезд в столицу. В чем-то она, бюрократия, кстати, права – в провинциях жуткий дефицит кадров, вы должны это знать, иначе на БАМ комсомольский набор не объявляли бы. Сибирь и Дальний Восток у нас вообще не заселены, считай, перекос с европейской частью страны сильный. А ведь как там Ломоносов говорил – Россия богатством сибирским прирастать будет? Вот он правильно говорил, без сибирских богатств никакой России – или Советского Союза – быть не может. Нет ничего такого вокруг Москвы, кроме полей и чернозема к югу, недаром ещё цари на Урал нацелились…

Тут я осёкся, потому что заметил, что Александр Васильевич слушает меня очень внимательно и серьезно – без малейшей улыбки на лице. И молчит.

– Что? – чуть раздраженно спросил я. – Я что-то не так говорю?

– Да нет, всё так, – ответил он. – Только я такое уже слышал… от пары людей. Один из них был уверен, что советская власть не смогла нормально освоить Сибирь, а вот если бы не было Октябрьской революции, то Российская империя уже построила бы там город-сад. А другой считал, что России мешают другие республики, которые только тянут ресурсы, а ничего взамен не дают.

– Это люди ещё на свободе? – поинтересовался я.

– За разговоры в курилках не сажают, – пожал плечами Александр Васильевич. – Так что да – на свободе, работают… неплохие специалисты в своем деле.

– Это смотря за какие разговоры, – жестко сказал я. – За такие и посадить могут… и, честно говоря, правильно сделают.

– Почему? – неподдельно удивился Александр Васильевич.

– Специалисты они, может, и неплохие, но кругозор у них очень узкий, – объяснил я. – А это очень взрывоопасное сочетание. Начнут придумывать разные теории... плоская Земля, разоблачение вранья официальной истории. Найдут единомышленников, начнут обсуждать всякое – глядишь, через какое-то время засомневаются в шестой статье конституции, а потом и в целом – в устройстве советского общества. В общем, такие потенциальные враги советской власти, даже если прямо сейчас они ничего страшного не говорят и не делают. А ваш первый знакомый – типичный латентный монархист, который почему-то уверен, что уж он-то был бы в том проценте населения империи, которому положены особые права в силу происхождения. Хотя, на мой взгляд, вероятность попасть в крестьянское или мещанское сословие у него много выше, этих всё-таки там было девяносто пять, кажется, процентов.

Я не помнил, когда в сознание внедрили мемы про «хруст французской булки» и «Россию, которую мы потеряли», а потому не стал их упоминать, чтобы монархизм не стал массовым раньше времени. Адепты, судя по рассказу отца Аллы, у этого учения уже были.

Но вообще я оказался в знакомой стихии – словно на каком-то из форумов будущего обсуждал возможное обустройство России.

– И что, ты хочешь, чтобы я написал на них донос куда следует? – Александр Васильевич посмотрел на меня очень мрачно.