Мир современных медиа
Шрифт:
Общение в Интернете не стоит, однако, рассматривать как процесс становления некой универсальной активной речи, ибо последняя возможна лишь на основе фиксированной досоциальной и долингвистической идентичности, тогда как общение в Интернете предполагает лишь субъективные режимы конкретного человека: здесь индивиды конструируют свои идентичности в режиме диалога. В целом, как считает М. Постер, «дискурс Интернета не ограничен конкретной адресностью, гендером или этничностью, что характерно для коммуникации лицом к лицу. Магия Интернета заключается в том, что эта технология полагает возможными культурные действия, символизацию во всех формах и всеми участниками; она радикально децентрализует позиции речи, печати, производства фильмов, теле – и радиовещания, то есть меняет природу культурного производства» [Poster M., 2000. P. 410].
Изменения, произошедшие в жизни современного общества благодаря Интернету, огромны. Возникает то, что француз Пьер Леви в 1994 г. в своей известной книге «Коллективное сознание: К антропологии киберпространства» [Levy P., 1994] обозначил как новую индустрию социальных связей.
Развитием этих представлений стал подход к интернет-сообществам как к социальным сетям. Теория социальных сетей предполагает, что социальное поведение и коммуникация испытывают влияние моделей взаимоотношений людей. Чем прочнее социальные связи между людьми, тем активнее они общаются друг с другом, используя все доступные медиа. Как и другие новшества коммуникационной технологии, Интернет продолжает процесс соединения людей и организаций, разбросанных географически, но связанных общими интересами в социальные сети. Теория социальных сетей утверждает, что социальная коммуникация по Интернету дополняет и расширяет традиционное социальное поведение, поэтому чем активнее люди ведут себя в сообществе, тем больше они общаются в межличностной форме, и чем теснее их контакты, тем чаще и интимнее они пользуются электронной почтой и другими медиа для общения.
Эти данные соответствуют положениям теории социального влияния, которая описывает влияние социальных объединений на установки и поведение индивидов. Исследования в этой области обнаружили, что специфические формы взаимодействия в социальных сетях оказывают более сильное влияние на специфические установки и модели поведения, чем более традиционные социальные факторы (типа групповой принадлежности).
По мнению одного из наиболее авторитетных коммуникативистов Денниса Макуэйла, к числу важнейших вкладов сети Интернет в архитектуру социальных связей стало появление новых «комьюнити» (сообществ), в которых «могут появиться некоторые черты реального сообщества, включая взаимодействие, общие цели, чувство принадлежности, разнообразные нормы и правила поведения с возможностью исключить или отвернуть нарушителей. Здесь существуют также ритуалы, церемонии и особые формы выражения. Такие онлайновые сообщества привлекают тем, что они, в принципе, открыты для всех, в то время как в реальные комьюнити часто трудно попасть» [McQuail D., 2000. P. 133]. В формировании подобного рода «комьюнити», по его мнению, и скрывается основа долгосрочного влияния новой коммуникационной среды на общество. Влияние Интернета в социальном плане Макуэйл видит прежде всего в открытии новых возможностей жизненного выбора для индивида. «Прежние подходы к масс-медиа определяли средства массовой информации в границах национального государства, по территории совпадающего с распространением того или иного издания. Это также мог быть регион, город или другая политико-административная зона. Идентичность и сплоченность чаще всего описывались в терминах географии, то есть пространства. Главная причина тому – это уровень развития технологий (ограничения, связанные с расстоянием и временем, были непреодолимы), но влияние оказывали и другие факторы. Новые медиа отличаются тем, что они… не привязаны географически и, таким образом, дают человеку новые возможности для создания индивидуальности и формирования сообщества. Главные вопросы самоопределения больше не зависят от предыдущих социальных отношений или прежней идентификации» [McQquail D., 2000. P. 125].
Решающие изменения происходят и по сравнению с массовой информационной системой «Потеря управления и контроля за потреблением информации со стороны ее поставщика становится критической» [McQuail D., 2000. P. 126]. Это основа для формирования подлинно демократических взаимодействий, возникающих благодаря возможности отказа от навязываемой коммуникации, традиционно выполнявшей функции индоктринации желаемого и транслируемого видения действительности аудитории. Можно сказать, что в новой информационной системе господствует аполитичность как форма сопротивления языку и образному ряду политического спектакля, далеким от повседневного жизненного опыта.
4. Интернет как публичная сфера, или политика в интернете
До появления средств массовой коммуникации агора (площадь), деревенская церковь, таверна выступали в качестве публичных арен, где разворачивались политические дискуссии и действия.
Медиа (и в первую очередь телевидение), подчинили себе старые пространства политики. Они не только опосредовали прошлые взаимодействия лицом к лицу, но и выступили как самостоятельные публичные образования, где «публичное создается и существует» [Hartley J., 1992. P. 1]. При этом, как считает Поль Вирилио, по мере замены знаковой дискурсивности имиджем публичное все больше превращается в паблисити (рекламу) [Virilio P., 1994. P. 64]. Однако принятое в современной науке и ставшее уже традиционным разделение частного и публичного (именно к последнему относится «политическое»), берущее свое начало в предложенной Юргеном Хабермасом типологии [Habermas J., 1962], как оказалось, не работает в условиях Интернета.
Для Хабермаса, стремившегося выявить истоки возникновения гражданского общества и общественного мнения, формирующих реальный политический процесс, именно в ходе рационального обсуждения разных мнений в рамках публичной сферы, в качестве которой в условиях современности выступают медиа, индивиды могут достичь конвенционального согласия, что знаменует победу критического разума и представляет собой важнейшее достижение демократии. Позднее постструктуралисты, в частности Ж. Лиотар, подвергли идеи Ю. Хабермаса резкой критике, отказавшись считать рационального субъекта основой демократии, феминизма указывали на гендерную слепоту хабермасовского подхода.
Попытку объединить феминистские и постструктуралистские подходы к критике автономного субъекта, предприняла Рита Фельски [Felski R., 1989], предложив свое понимание публичной сферы. С ее точки зрения, публичная сфера вырастает из опыта политического протеста, как показали О. Негт и А. Клюге [Negt O. Kluge A.1993], отражая позиции множественных субъектов (постструктурализм) и гендерные различия (феминизм). Хотя Фельски критически пересмотрела хабермасовское понятие публичной сферы, лишив его всяческих буржуазных, логоцентристских и патриархальных коннотаций, она осталась в рамках старой традиции разделения публичного и частного, сводя «политическое» именно к публичному.
Одной из первых попыталась применить концепцию Хабермаса к анализу сетевых взаимодействий Джудит Перрол [Perrolle J., 1993] в рамках анализа разговоров на досках объявлений. Считая, что в данном случае отсутствует «идеальная речевая ситуация», она показывает искажения, возникающие в «разговорах в сети» на уровне машинного контроля, когда «осмысленность, истина, искренность и уместность… проявляются как физические или логические характеристики машины… а не как результат человеческих отношений» [Ibid. P. 351]. Основные условия речи видоизменяются в программе виртуального сообщества и остаются не затронутыми самой дискуссией. По мнению Перрол, «дизайн большинства компьютерных интерфейсов не приспособлен для проверки истинности данных, или же он разработан так, что факты могут быть подменены в зависимости от степени мастерства пользователя» [Ibid. P. 354].
Традиционно повестка дня, определявшаяся СМИ, всегда носила политический характер. Пользователь Сети, если и определяет повестку дня, то прежде всего свою собственную. Как продукт бесконечного количества частных инициатив, не встраивающихся целиком ни в одну единую идею или теорию, Сеть наглядно демонстрирует оторванность и конструкционистский характер многих социальных проблем и политических тем, прежде всего самой идеи общества как некоего единого неделимого целого. Сколько людей, столько и мнений – вот вывод, который помогает сделать Сеть на основе живого общения. Масс как таковых в Сети нет, а даже самые небольшие группы полны специфических противоречий.
Сеть невероятно демократична и децентрализована, что, естественно, не могло не возбудить у властных структур в разных странах острого желания если не управлять ею, то, по крайней мере, взять под контроль. Попытки такого рода делаются везде, но до сих пор они нигде не увенчались успехом (пример с СОРМ-2 в России).
Можно констатировать, что большая часть содержания Интернета не имеет отношения к политике (в традиционном понимании этого слова). По отношению к традиционной медиа-политической системе Интернет, по характеристике одного из виднейших современных социологов, Николаса Лумана, представляет собой окружающую среду, наглядно демонстрирующую разнообразие интересов и даже реальностей аудитории [Luhmann N., 1992], которую принципиально невозможно свести к общему знаменателю.