Мир современных медиа
Шрифт:
Гипертекст – основная форма «организации» виртуального пространства – описывается как децентрирование, подобие «ризомы» Делеза [Landow G. P., 1997 P. 36–38], «революции» [Landow G. P., Delany P., 1995. P. 6], как нечто, дающее неограниченную власть манипулировать символами, текстами и образами. Визуальные образы и звуки компьютерных приложений становятся элементами анализа, которые исследователи пытаются интегрировать в общую структуру рассуждений, соотнося их друг с другом [Bolter J. D., 1995. P. 113].
Свобода/контроль — третья важная оппозиция. Коммуникации, опосредованной компьютером, иногда приписывают власть разрушать социальные границы, освобождать индивидов от социальных влияний, группового давления, статусных и властных различий, которые непосредственно проявляются в общении «лицом-к-лицу» [Wellman B., Hampton K., 1999. P. 689]. Виртуальное сообщество описывается как пространство свободы,
Если виртуальное сообщество проектируется как публичное пространство свободного обсуждения, то может ли оно обойтись без институционального обеспечения этой свободы? Системный администратор в конференции Usenet и маг в MUD оказываются необходимыми для поддержания свободы.
Понимание как необходимый элемент коммуникации основано на обеспечении более или менее универсальных оснований дискурса. Для этого требуются ограничения в выборе темы, способов построения высказываний, что естественным образом ведет к формированию дополнительных форм контроля за высказываниями в «свободном» обсуждении. Предположение о большей индивидуальной свободе и относительной анонимности в Сети приводит к формулированию гипотез в терминах социально-психологической модели эффектов деиндивидуализации социальной идентичности, что приводит к росту анормативного поведения. Проведя вторичный анализ результатов исследований, Т. Постмес, Р. Спирс и М. Ли не обнаружили значимой связи между анормативным поведением и деиндивидуализирующим влиянием относительной анонимности и отсутствия карательных институтов в компьютерной коммуникации. Однако переменная «ситуативной нормы» получила значительную объяснительную и предсказательную силу для повышенного уровня анормативного поведения в Сети по сравнению с реальным обществом [Postmes Т., Spears R., Lea M., 1998. P. 697–698]. Поведение, нарушающее универсальные нормы, оказывается нормативным в специфической ситуации, следовательно, не является свободным, случайным, не порождается только частными интересами.
Дихотомия свободы/контроля позволяет строить как абстрактные схемы, так и прикладные модели. Это различение оказывается значимым и в методологическом плане, поскольку имплицирует тему предсказуемости процессов виртуальных коммуникаций и возможности построения соответствующих аналитических моделей. По-видимому, определение виртуальных коммуникаций в терминах «неуправляемой свободы» исключает возможность разработки строгих экспериментальных методик.
Публичное/частное. В исследованиях виртуальных сообществ часто рассматривается эффективность разных видов сетевой активности. Если в обществе существует противоречие между реализацией частных интересов и обеспечением общих/общественных условий, в которых они могут быть реализованы, то следует выявить механизмы уравновешения публичного и частного. Отсюда возникает тема формирования институтов, систем действий по обеспечению нормального функционирования виртуальных сообществ. Здесь же можно обнаружить истоки таких тем, как «свобода слова», «свобода дискуссий», «свободная» публичная сфера в киберпространстве, которые обслуживаются понятиями «киберполитика», «сетевые идеологии», «онлайновый активизм» и «электронная демократия». Если виртуальные сообщества создавались в пику контрактным рыночным отношениям, то в них должны отсутствовать нормальные механизмы, посредством которых подобные проблемы решаются в современном обществе. Логичным выглядит обращение к антропологическим данным, в которых отсутствуют современные институты и предположение о том, что «хозяйство» виртуальных сообществ основывается на регламентированном «обмене дарами» [Kollock P., 1999. P. 221–226] – идеи, идущей от Марселя Мосса. Регламентация «обмена дарами» и коммуникативного действия в виртуальном сообществе в целом проводится опосредованно, через выделение позиций и ролей по урегулированию конфликтов и поддержанию нормальной коммуникации [Smith A. D., 1999. P. 139–142].
Интернет рассматривается как пространство новых возможностей для развития не только публичной сферы, но и потребительского поведения. Тот факт, что многие публичные блага, производимые в Интернете, представляют собой цифровую информацию, означает их общедоступность и неисчерпаемость. Обращение к информационным ресурсам одного пользователя ничуть не снижает ее доступность для других. С одной стороны, это вызывает беспокойство владельцев интеллектуальной собственности, с другой – стимулирует тех, кто заинтересован в создании публичных благ [Kollock P., Smith M. A.,1999. P. 225]. Каждый день пользователи передают бесплатную информацию через электронную почту, списки рассылки, телеконференции и веб-сайты. Свободное распространение таких программных продуктов как «Apache» и «Linux» делает их более конкурентоспособными по отношению к программам, разрабатываемым на коммерческой основе [Barbrook R., 2001. Available at url].
Доверие/обман, или истинность/ложность сигналов. В общении «лицом-к-лицу» и по телефону доступными оказываются множество коммуникативных кодов, показывающих наши идентичность и намерения. Одежда, голос, осанка, жесты передают информацию о статусе, власти и групповой принадлежности. В онлайновом общении многие коды оказываются недоступными. Взамен им создаются «виртуальные персонажи», которые и являются действующими лицами в процессе коммуникации [Donath J. S., 1999. P. 29–30]. Вследствие технологической ограниченности мы имеем дело с редуцированными сигналами, что оставляет место для «игры идентичностями».
Какая идентичность создается в онлайновых сообществах – истинная или сконструированная, ложная? Обман дает определенные преимущества участнику игры, однако эти преимущества становятся значимыми, если хотя бы часть членов сообщества подают «честные» сигналы о своей идентичности. Если ложные сигналы подаются всеми участниками онлайнового общения, то они не несут реальной информации. Механизм поддержания баланса между «честными» и ложными сигналами анализирует Дж. Донат [Donath J. S., 1999.P. 29–59].
В социологических работах, использующих различение доверие/обман, очень распространена метафора театра, которая позволяет переформулировать проблему истины и лжи в терминах саморепрезентации и «игры идентичностями». Именно саморепрезентация оказывается наиболее значимым элементом для инициации опосредованного компьютером общения с другими людьми и для управления им. По существу, конструируется новый объект исследования, в котором отсутствуют темы, привычные для исследований реальности.
6. Интернет и будущее журналистики
Что представляла собой деятельность журналиста в «классический» период развития СМИ – до возникновения телевидения и Интернета? Это был процесс трансляции новостей и осуществление функций контроля за властью, т. е. выполнение задачи «четвертой власти» (подробнее см. раздел V). Однако изменения в обществе, повлекшие двуединый процесс – медиатизацию политики и политизацию медиа, кардинально изменили содержание профессии журналиста. Сегодня журналист выступает в меньшей степени транслятором информации, но в большей – создателем смыслов, осуществляя не столько контроль над властью, сколько тиражируя властные импульсы и убеждая общество в их истинности. Тем самым журналист принимает на себя (обычно имплицитно) не свойственные ему функции эксперта, что удается в силу старого стереотипа, до сих пор весьма распространенного: «Если об этом пишут в газете (говорят по телевидению), значит, это правда». (И это при том, что все знают о товарном характере производимого информационного продукта.) При этом сами журналисты в большинстве своем нацелены на профессиональное выполнение своих функций, т. е. на информирование общества.
Вопрос о перспективах журналистики в связи с появлением и колоссальным расширением сферы сетевых изданий, появлением блоггеров, берущих на себя журналистские функции, естественно, не может не волновать представителей этой профессии.
В академических кругах до сих пор существует мнение, что для журналистов распространение и влияние спутников оказалось самой разрушительной силой (нередко к ним причисляют и другие технологические компоненты, например, портативную аппаратуру для сбора, обработки и передачи новостей, компьютер в редакции, видеомагнитофон). Стремление подать новости «живьем или почти живьем» ставит под угрозу традиционные журналистские приемы работы с информацией. Элиа Кац высказывал опасение, что мы на пороге «начала конца журналистики, как мы ее понимаем», когда в угоду срочному показу быстро меняющихся событий и заявлений отказываются от услуг редактора-профессионала или репортера [Katz Е., 1992. P. 9]. Время для обработки информации, написания текста и монтажа сообщения почти не остается, поскольку новая технология обеспечивает мгновенную передачу, а конкуренция между каналами требует драматического соучастия аудитории в происходящих событиях.