Мир Средневековья. Рождение Европы: эпоха великих завоеваний и выдающихся свершений

Хеер Фридрих

Но как часто случалось так, что один оммаж противоречил другому оммажу. Порой некоторые знатные вассалы присягали на верность одновременно двум королям, например французскому и английскому. Возникал вопрос, чью сторону они примут, когда два таких могущественных сеньора потребуют от них исполнения их феодальных обязанностей – военной помощи и совета в одно и то же время? Кроме того, были менее знатные сеньоры, особенно в империи, которые были держателями фьефов короля, епископов и монастырей. За кем они последуют, если король, епископ, папа и аббат будут в конфликте друг с другом? Тогда многим епископам пришлось бы принимать мучительные решения. Будучи князьями империи, они были вассалами своего сюзерена – короля и императора; в качестве князей церкви они были связаны клятвой своему сюзерену папе. Епископы Священной Римской империи столкнулись с этой проблемой в XI–XIII вв.; жертвой сложившегося положения стал Томас Бекет.

Феодальная аристократия была всегда готова к действию, выжидая только благоприятного случая, чтобы получить фьеф с помощью выгодной партии или захватить его силой. Обязательно появлялся какой-нибудь младший отпрыск некоего королевского

дома или предприимчивый авантюрист, готовый набрать отряд таких же, как он, темных личностей, соблазнив их возможностью беспрепятственно овладеть богатым поместьем. Такое было возможно и на юге Франции, где еретикам-альбигойцам грозила скорая расправа, и в Испании и Португалии, находившихся под властью мусульман. И даже в Империи ромеев, где император постепенно терял власть. При этом не надо также забывать, что существовала Святая земля, земля самого высочайшего сюзерена Царя-Христа, который обещал свое древнее право первородства своим вассалам.

В то же время появилась праздная придворная аристократия, окружавшая троны славных монархов Мадрида, Лондона и Вены, отличавшаяся утонченными манерами и кичившаяся своим богатством. И Версаль со своей Зеркальной галереей, великолепный дворец «короля-солнца» Людовика XIV, продолжает оставаться символом монархии, одержавшей победу над феодальной аристократией после пяти столетий противостояния и борьбы.

Бароны, которые творили историю в XII в., да и позднее, были людьми энергичными; и короли, которые проводили жизнь в седле, подобно Генриху II в Англии или императору Фридриху II, были яркими примерами людей подобного склада. Они походили на хищного ястреба, готового захватить добычу. Жизнь требовала от них постоянного напряжения сил, и в ней было все – распри, паломничества, пиры и охота. Хладнокровные и суровые, не отличавшиеся вежливостью, они не были лишены остроумия и умели вовремя отпустить шутку по адресу своих подчиненных, быстро находили нужный ответ; их застольные песни были полны боевого задора. Они могли быть жестокими даже по отношению к собственным женам, которых брали, только рассчитав прежде их ценность с точки зрения политической и хозяйственной выгоды. В их действиях прослеживался трезвый расчет. Скольких людей мог прокормить такой-то и такой-то фьеф? Насколько силен был тот или иной соперник? Какой неожиданности можно ожидать со стороны войска короля Франции или римского папы в случае того или иного конфликта? Воспитанные в правилах своего сословия, они были укоренены в культуре, которая почитала обычаи, освященные временем, в основе которых лежал чтимый всеми, священный и неприкосновенный закон. Они на деле были весьма сведущи в законах своего времени, зачастую довольно запутанных, ведь на каждой территории были свои собственные городские, таможенные и другие законы. Чем больше творилось беззакония, тем настоятельнее проявлялась необходимость следовать, по крайне мере формально, букве закона. Судебные разбирательства были вторым любимым занятием баронов после распрей и войн. Для них решение спорных дел при помощи поединка или суда были двумя формами одного противостояния. «Бог и мое право»: пусть Господь разрешит спор в результате поединка или посредством «Божьего суда».

Занятия книжностью и делами благочестия были уделом младших сыновей и прочих дальних родственников, которые уходили в основанные ими монастыри. Каждый барон, имевший высокое положение или обладавший влиянием в церкви и государстве, мог добиться поставления своего родственника в епископы или аббаты или обеспечить ему доходное место в капитуле кафедрального собора.

Порывистые, импульсивные в делах и словах бароны, упорно отстаивавшие право на свой французский или английский фьеф на протяжении нескольких поколений своего рода, при всех тяготах своего беспокойного боевого существования, часто устраивали роскошные пиры и грандиозные празднества. Господские праздники и память святых, бывших «вассалами» в Божьем царствии Царя-Христа, часто совпадали с памятным днем основания какого-нибудь аристократического дома. Эти великие праздники церковного года, отмечавшиеся торжественной службой в Божьем Доме, когда могло происходить освящение нового храма, давали возможность сеньору собрать своих вассалов для совета с ними по поводу очередной распри с враждебным соседом, или совместного похода, или бракосочетания в собственном доме или в доме вассала.

В XII столетии, в пору своего наивысшего могущества, средневековые бароны, по-прежнему честолюбивые и деятельные, внезапно оказались перед лицом серьезного кризиса, внешнего и внутреннего. Набиравшие силу монархии Запада начали посягать на их свободу и власть. И это было еще не все; городские коммуны богатели, занимаясь торговлей и открывая мануфактуры, производя товары повседневного спроса и предметы роскоши, и рано ввели денежное обращение; они все больше подчиняли себе аристократию в экономическом и финансовом отношении, в то время как аристократия все больше беднела. Мир Средиземноморья и Ближнего Востока с его древними легендами, который все больше открывался ей через участие в крестовых походах, озадачивал ее и сбивал с толку. Образованная придворная аристократия Византии и высокоцивилизованный мир ислама с глубоким презрением смотрели на рыцарей-франков Западной Европы. Оказавшиеся в незавидном положении бароны Запада приняли брошенный им вызов. Их ответом было широкое участие в еретических религиозных движениях и создание закрытых придворных аристократических обществ.

Как уже говорилось ранее, основным средством существования аристократии была земля; она жила за счет труда своих крестьян. В Англии во времена ее завоевания норманнами подавляющая часть крестьянства была до некоторой степени несвободна. Эту несвободу нельзя смешивать или отождествлять с рабством, будь то древним или современным. Несмотря на то что в Европе все же существовали рабы вплоть до XVII–XVIII вв. В основном это были славяне, захваченные в качестве военной добычи в Восточной Европе (считалось, что само их название slave

говорило о том, что им суждено быть рабами) или попавшие в плен участники боевых действий в Восточном Средиземноморье. Английский villein, французский vilain, немецкий holde находились в зависимости от своего сеньора, выполняли повинности в его пользу и платили налоги. Виллан трудился на земле своего сеньора, а также отдавал ему часть доходов со своего собственного надела; он был обязан принимать участие в общих артельных работах на строительстве замков сеньора, дорог и мостов в его владениях. Каждый виллан обязывался молоть все свое зерно только на мельнице сеньора, за помол взималась определенная плата. Кроме ветряных мельниц (которые, возможно, впервые появились в Персии) были также водяные мельницы; к концу XI столетия их было в Англии свыше 5 тысяч. Самым тяжелым среди всех обязательств была уплата особой пошлины – taille, налагаемой на вассала его сувереном. Это был произвольный налог, который взимался тогда, когда сеньор считал это «необходимым»; его платили как свободные, так и несвободные крестьяне. Однако они не были рабами; монархия и церковь гарантировали им защиту, главным образом потому, что оба общественных института стремились сохранить «старый добрый закон», который был собственно крестьянским законом, который защищал права крестьянина в манориальных судах. Однако эти суды перешли под контроль сеньора; он назначал или, во всяком случае, подтверждал полномочия провоста, или главного судьи, который зависел от сеньора или, в случае его отсутствия, от его представителя (стюарда или бейлифа).

Истоки несвободы крестьянина Средневековья были различны. В странах Средиземноморья она коренится в договоренностях поздней античности, когда крестьяне были прикреплены к земле государством, чтобы тем самым гарантировать уплату налогов. Для народа в подобной ситуации вторжение на его землю сарацин, норманнов, испанцев или франков означало только смену хозяина, а не изменение статуса. В Северной Германии раннего Средневековья свободные крестьяне часто переходили более или менее добровольно под покровительство сеньора. Каждый, кто ставил себя под его защиту, освобождался от военной службы; теперь эту его обязанность выполняли за него рыцари сеньора. Крестьянин взамен обязывался платить арендную плату за себя, свое семейство и свою земельную собственность. В качестве примера можно привести события, происходившие в Зальцбурге в VIII в., когда 237 небольших земельных наделов крестьян вошли в состав 50 больших поместий, из которых 21 принадлежало церкви, 12 – герцогам Баварии и 17 – другим большим сеньорам. Это отчуждение крестьянских земельных наделов и последующее их присоединение к крупным поместьям было одним из наиболее важных событий в социальной истории Европы.

Несвободные крестьяне Западной Европы тем не менее обладали некоторыми правами. Кроме той земли, которую сеньоры передавали им во временное владение, они могли также иметь выделенное в их полную собственность земельное владение – аллод. Сеньор гарантировал крестьянам защиту и покровительство, они, в свою очередь, были обязаны ему повиноваться, выполнять необходимые повинности и платить налоги. Они выплачивали ежегодный подушный налог, который был свидетельством их личной прикрепленности к земле. Сеньор, оказавшись в трудных обстоятельствах, мог потребовать от крепостных, а также от тех, кто номинально был свободен, уплаты чрезвычайной пошлины (taille). Особый налог взимался с крепостного, заключавшего брак на стороне, а также с прямых наследников крепостного в случае его смерти. Этот «долг смерти» состоял в передаче сеньору лучшей головы скота или, в некоторых областях, части имущества усопшего.

В Европе, за небольшим исключением, в XII в. уже не было полностью свободных крестьян. Те крестьяне, о которых говорили как о свободных, находились тем не менее в зависимости от покровительствующего им сеньора, как и все остальные. В нашем словаре нет необходимых слов, чтобы назвать основные отличия между различными группами и классами крестьянства, между «свободными», «полусвободными», «несвободными» и «зависимыми» крестьянами. Ситуация в действительности была еще более запутанной, поскольку в некоторых местностях «свободный» крестьянин мог находиться под еще большим гнетом и быть беднее, чем «несвободный» крестьянин, проживавший всего в нескольких милях от первого.

Однако, несмотря на общее усиление гнета и быстрое увеличение числа крепостных, в некоторых областях отдельные выходцы из крестьян смогли подняться по социальной лестнице. К XII–XIII вв. крестьянство становится фактором, с которым приходилось считаться королям и аристократии. Дело доходило вплоть до того, что обращались к их помощи, как это происходило во Франции, где крестьянские войска сражались на стороне короля против «баронов-разбойников», крупных феодалов.

Бароны и короли стремились увеличить свои доходы и занимались корчевкой леса и повышением плодородия земли, которая из-за недостаточного ухода становилась заболоченной или, наоборот, засушливой. Срочно потребовались крестьяне для этих работ, иначе говоря, для внутренней колонизации. И их оказалось достаточно много, так как превратности средневековой жизни – война, гнет хозяев и присущая самим крестьянам страсть к путешествиям Wanderlust — постоянно гнали их из дома. Те крестьяне, которые были приглашены в работники, стали известны как hospites. Они получали грамоту, в которой им обещали защиту от произвола сеньоров и избыточных налогов и право третейского суда. Многочисленные новые поселения (например, villes neuves в Северной Франции) возникли именно таким образом. Для привлечения большего числа поселенцев вербовщики на ярмарках громко зачитывали текст грамоты, подобно тому как это делали в XIX в. железнодорожные компании Северной Америки, которым были нужны пионеры для колонизации пустующих земель Запада.