Мир-тень
Шрифт:
Только Чиж, как и я, заметно нервничал. Но он всегда трусил в сложных ситуациях, так что я не обращал на него внимания.
Вскоре мы добрались до окопов, и Влад сразу попросил одного из бойцов отвести его в командный блиндаж, нам же приказал оставаться на месте и ждать распоряжений.
Солдаты отдыхали, безо всякого интереса поглядывая в нашу сторону. За четыре года войны они ко всему привыкли и ничему уже давно не удивлялись. В мире вообще происходит мало нового, в основном все то же самое, просто действующие лица меняются…
Кто-то дремал, завернувшись в шинель, кто-то курил, некоторые методично двигали челюстями, предпочитая жевательный табак. Время ужина прошло, и теперь до утра ждать нечего, разве что внезапную атаку противника, а сон, как известно, лучшее средство от голода.
Отсутствовал Влад недолго. Видно, местные офицеры уже были в курсе запланированной акции, так что объясняться ему не пришлось.
– За мной! – приказал капитан и двинулся, пригнувшись, вперед.
Мы цепочкой последовали за ним, короткими перебежками перемещаясь между окопами, и вскоре добрались до самого дальнего, согнав со ступени-банкеты солдата.
Кажется, с минуты на минуту все должно было начаться. Меня пробрала легкая дрожь, как всякий раз перед серьезным делом. Обычно это заканчивалось достаточно быстро, вот и сейчас, не прошло и минуты, как руки перестали дрожать, я расслабился. Только слабая головная боль, начавшаяся сразу после моего появления в этом мире, все никак не проходила.
– Как начнется фейерверк – сразу вперед! Двигаться в темпе, ни на что не отвлекаться. Времени у нас в обрез – минут двадцать, максимум – тридцать, пока французы не очухаются. Нужно успеть попасть на ту сторону, – дал указания Влад, прислушиваясь к канонаде и поглядывая на часы. – Полковник обещал начать ровно в двадцать три ноль-ноль!
Чиж внезапно заволновался, осознав, что именно предстоит ему сейчас совершить. Кажется, перспектива смерти от моей руки уже не так ярко рисовалась его воображению. Он заозирался по сторонам, явно прикидывая, как бы половчее улизнуть.
Я незаметно ткнул его локтем в бок и яростно прошептал на ухо:
– Пристрелю как собаку! Только попробуй!
– Понял, товарищ лейтенант, – обреченно ответил он. – Пробовать не буду!..
Пинка бы тебе дать, подумалось мне, за то, что втянул нас в эту дикую заварушку. А теперь мы в одной лодке и деваться нам некуда. Да и тянет всех нас друг к другу, словно магнитом, иначе как объяснить, что я так быстро отыскал своих товарищей, да и самого Чижа в придачу.
Тем не менее нужно было как-то успокоить Чижова, а то неизвестно, какой фортель он выкинет в следующую минуту, поэтому я постарался его стимулировать:
– Не трусь, и останешься жив. Держись меня! Как вернемся, получишь награду! Медаль, может, даже орден! Слово!
Он уныло кивнул, не особо воодушевившись предложением. Но иного способа для поднятия боевого духа не имелось, и я для наглядности сунул Чижу кулак под нос:
– Смотри у меня!
Уж не знаю, почудилось ли ему что-то в моем голосе, или непосредственная угроза физической расправы вновь возымела действие, но он внезапно успокоился, кивнул и повторил, но уже совсем с иной интонацией:
– Все понял, товарищ лейтенант!
– Время! – сообщил Лурье, и тут же началось, как по мановению волшебной палочки.
В воздух взвилась сигнальная ракета, а прямо следом за ней грянул залп, затем еще один и еще. Ухнуло так, что заложило уши и, казалось, сама земля содрогнулась.
– Вперед! – захрипел капитан; кажется, он всетаки тоже волновался и первым перелез через бруствер.
Молодой перемахнул вторым, за ним я толкнул Чижа, потом перебрался сам, а замыкающим оказался Серега.
«Спотыкач» – заграждение из колючей проволоки перед окопами – мы лихо миновали. Кто-то предусмотрительно заранее освободил небольшой участок для нашего прохождения.
Так мы и двинули, пригнувшись, бегом, незаметные в ночи. Но французам сейчас было не до нас. Грянул второй залп, я пошатнулся, но сумел удержаться на ногах. Чиж упал на колени, и я помог ему подняться.
– Быстрее! Не зевать!
Мы торопились, как могли, понимая, что канонада продлится не вечно, а потом грянет ответ.
Два километра бегом в полной темноте по полю, когда ноги то и дело норовили попасть в кротовьи норы, а над головой летели снаряды, – занятие для сумасшедших, но мы бежали не останавливаясь. Даже Чиж не пытался скрыться, пользуясь мраком и неразберихой, он понимал, что либо я, либо Серега его обязательно заметим. Мой осведомитель смешно подбрасывал ноги при беге, похожий при этом на какого-то диковинного зверька, но передвигался на удивление шустро.
Мы находились уже метрах в двухстах от траншей противника – крайне опасное расстояние. Эллипс рассеивания при попадании снарядов составляет от ста до двухсот пятидесяти метров в длину в направлении выстрела и до тридцати метров в ширину, но, если принимать во внимание, что точность артиллерии оставляет желать лучшего и что ошибки в наведении орудий случаются часто, то приходится увеличивать безопасное расстояние метров до четырехсот. Мы же были сейчас почти вдвое ближе, а значит, вероятность попасть под свои же снаряды увеличивалась в разы.
К тому же нас могли заметить из окопов вражеские бойцы и начать обстрел, хотя я надеялся, что они сидят сейчас, пригнув головы, и пережидают обстрел. Но если вдруг нас все же кто-то увидит, тогда миссию можно считать проваленной – незаметно в тыл пройти не удастся.
Но полковник Ставрига и это предусмотрел. Следующим залпом пошла дымовая завеса, прикрывшая наше передвижение. Ориентироваться в пространстве стало совсем трудно, зато шансы попасться на глаза особо ретивому французу существенно снизились.
К счастью для нас, поле, по которому мы бежали, еще не успели целиком заминировать ни наши, ни вражеские солдаты. А свободный от мин проход Влад знал, хотя как он умудрялся находить метки в такой нервной обстановке, да в полной темноте, я не понимал. Но если бы не он, нам пришлось бы туго.
И все же мы успели вовремя. С ходу перепрыгнули через одиночный окоп чуть сбоку от передней линии французской траншеи – я успел заметить солдата, свернувшегося на дне калачом и зажавшего голову руками. Серега мимоходом швырнул туда гранату. Бахнул взрыв, оставшийся никем не замеченным, кроме самого бедолаги солдата, потому как именно в эту секунду французская артиллерия начала контробстрел советских позиций.