Мир Терского фронта. Тетралогия
Шрифт:
Вот над краем оконного проёма показался пламегаситель «галила», затем ствол… цевьё… рука в перчатке… Пора!
Хватаюсь рукой за ствол и резко дергаю винтовку вниз и на себя, одновременно используя её как точку опоры. Словно чёртик из табакерки я появился перед изумлённым оппонентом и тут же ударил его прямым в нос. «Ой, как больно-то!» Из глаз «эстонца» брызнули слёзы, а вскрик погас, так и не родившись. Ещё одним рывком за винтовку подтягиваю его ближе, одновременно прижимая к двери внедорожника. Ещё удар — вот она, победа! Вы спросите, а почему он не стрелял? Так пальцы у него, скорее всего, на правой руке вывихнуты. Рычаг — великая вещь! Когда я дернул ствол его автомата
Вот так вот: «Вам! Вам! Вам!» — и он мой. Придерживая тушку, повисшую на ружейном ремне, аккуратно открываю дверь машины и, выскочив наружу, в темпе избавляю «клиента» от всяких неприятных для меня предметов. «Семнадцатый» «глок»[176] (приятный, однако, подарок!) из кобуры, большой и красивый армейский нож от «Кей Джей Эрикссона»,[177] складной мультитул с немаленьким лезвием из небольшого подсумка на груди… Да, серьёзный и небедный «язык» мне попался. Затем я вытащил из подсумка рацию незнакомца и, сунув её в свой нагрудный карман, надел его гарнитуру — вдруг что полезное услышу. Повозившись немного, я опустил оглушённого пленника в тёмный зев люка и разжал руки. Падать там невысоко, а излишне миндальничать я с ним не собирался. Ликвидировав беспорядок на местности и прикрыв дверь джипа, я взял оба автомата и, включив трофейный фонарь, последовал за своим «языком».
Нельзя сказать, что в коллекторе было уютно, но видывал я места и похуже. Фонарь я пристроил на какую-то загогулину на лестнице и принялся вдумчиво пеленать добычу.
В кармане у меня всегда лежал тридцатиметровый моток «струны» — тонкого шнура из конского волоса, сердцевиной которого была проволока. Товар недешёвый в изготовлении и в мирной жизни не сильно нужный, но в деревне Пятниха под Лихославлем наладили массовое производство для нужд Следопытов и прочего бродячего люда, и «пятнихинская струна» стала известна в радиусе пары тысяч километров. На сердцевину тамошние мастера пускали жилки из телефонного кабеля, пара вагонов с которым была ими «приватизирована» на железнодорожной станции Лихославля, а конский волос — товар расхожий, тем более что мастера не жмотничали и давали за него местным поставщикам хорошую цену.
Вставив между руками и спиной пациента его же собственный «галил» (без патронов, естественно!), я привычно обвязал его шнуром так, чтобы кисти рук были у него перед грудью. В рот ему вставил кляп из его же кепи. Теперь можно и подождать…
Глава 4
Я почувствовал, как «струна», намотанная на мой палец, натянулась, и включил фонарь. «А, несладко тебе, милай! — Шнур натянулся ещё сильнее, как будто я вываживал крупную рыбу. — Вот теперь можно и глаза открыть».
Мой пленник скорчился, пытаясь проморгаться после того, как луч фонаря резанул по его глазам. Прийти в себя после пары часов темноты и комфортного беспамятства и получить в лицо луч яркого света — неприятно, что и говорить. Постепенно зрение вернулось к нему, и он исподлобья попытался осмотреться.
— Спокойнее, Томас, спокойнее! — При звуках моего голоса он замер.
Вы можете спросить, откуда я знаю его имя? Элементарно, Ватсон! (Именно через «В», а не зарубежное «Уо», так у нас говорят!) Начальники своего подопечного вызывали по радио? Вызывали. А рация-то у меня! Причём если первые пять раз они звали его по позывному, Поорис, что по-эстонски значит Вихрь, то потом плюнули на конспирацию и стали звать
— Заноза, это Михаил Владимирович Поддубный. Ответь.
«Ха, нашли карапуза! — Мне даже стало смешно от наивности оппонентов. — Я отвечу, вы пеленг возьмёте и через десять минут вокруг лёжки будут топтаться человек двадцать, потрясая стволами… Держи карман шире, Владимирович!»
Погундев в рацию минуты три, Дуб перешёл от увещеваний к угрозам. Довольно банальным и неизобретательным, надо признать. Обстоятельно, но без огонька в голосе, он рассказывал, что со мною сделают, когда поймают. Потом перешёл на семью. Потом опять вернулся к увещеваниям… Надеюсь, наши ребята, что за эфиром следят, всё тщательно записали. Жаль, сейчас не старое время и нельзя привлечь к ответственности за «угрозы сотруднику при исполнении». Наконец радиоспектакль без заявок слушателей закончился, и я остался в тишине и темноте. И даже смог вздремнуть минут сорок в полглаза.
* * *
К моему удивлению, беседа с Томасом-Вихрем прошла, как говорится, «в тёплой и дружеской атмосфере». Тёртый наёмник и «человек войны» кочевряжиться не стал и довольно откровенно рассказал мне, что знал.
Первое время он привыкал к своему новому положению, украдкой пробуя путы на разрыв, но, оценив качество моей работы, сник. На принятие решения ему потребовалось секунд десять, не больше. Коротко промычав что-то неразборчивое, он аккуратно, мешала удавка на шее, мотнул головой, приглашая меня к диалогу.
— Ну, Вихрь, что мне хорошего, доброго и умного скажешь? — спросил я, вытащив кляп из его рта.
— А ты хороший боец… — попытался подлизаться ко мне пленный. — Как легко меня взял!
— Знаю… — жеманничать, как и вестись на лесть, я не стал. — Что же вас не предупредили, на кого охотитесь?
— Мы вообще не должны были тебя ловить, это эти… идиоты, что с Бергом, всё испортили.
— С каким таким Бергом? — поинтересовался я новым действующим лицом.
— Вы его Тупом называете…
Я попытался вспомнить, кто такой этот «тупой», но быстро сообразил, что это Дуб с эстонским акцентом. Причём акцент был не нарочитый, просто Томас несколько нервничал, вот и произнёс ключевое слово неправильно.
— Они заверили, что возьмут тебя легко, словно конфету с полки. Кто же знал, что ты такой ловкий? Ну а потом Берг нам снова не сказал, что главного… как это по-русски? Объект, вот! — упустил. Сказал, пёс, что местный проводник убежал, который к Занозе привести нас должен.
— Так, понятно… А ты сам кто? Кайтселит или армия?
— Ни то и ни другое. «Вольный стрелок».
— Какая команда? — Крупные объединения наёмников я знал все от Таллина и Вильнюса до Киева и Воронежа.
— «Белые дрозды». Значок в кармане, — и он покосился на свой нагрудный карман.
Покопавшись там, я действительно нашёл какую-то металлическую бляшку.
«Ага, Вуди Вудпеккер[178] ошкуренный», — смешно, но данная группировка в качестве опознавательных знаков использовала силуэт заокеанского мультяшного дятла! От большого ума, видать. Или чувство юмора у основателей клана такое было, а под рукой пара ящиков значков детских оказалась. Кто сейчас знает?