Мир в латах (сборник)
Шрифт:
Доктор Гиборьян заявляет, что такому унылому хилятику, как я, операции не вынести. Я не обижаюсь, хотя, честно говоря, всегда считал себя крепким парнем. Наверное, я казался себе таким рядом с Псом-Вовиком, Матвеем Карагулько и другими минус-мутантами.
— Тебе нужно набрать мышечную массу, — говорит доктор Гиборьян. — Чем больше масса, тем легче перенести тяготы операции. Пойдем — познакомишься с тренером…
В течение нескольких недель лечение сводится к систематическим уколам и постоянным занятиям на спортивных тренажерах. Бег, прыжки, плавание, поднятие тяжестей, восточные единоборства…
Время от времени доктора устраивают “обмер
Вскоре, после очередного обмера, доктор Бакстер объявляет, доктору Гиборьяну:
— Антропометрическая тождественность — девяносто пять процентов!
Гиборьян хлопает его по шлему на голове и подмигивает мне, дружески пожимает руку.
— Вот теперь ты крепок телом, — говорит он. — А как насчет духа?
Я молча пожимаю плечами.
Страница следующая. Я лежу на операционном столе. Вдоль стен приборы, приборы, приборы. Никогда еще я не видел столько приборов. От них тянутся к моему телу тонкие пальцы разноцветных проводов и шлангов. Руки и ноги мои пристегнуты к операционному столу. Чуть в стороне я вижу внимательный глаз телекамеры. Гиборьяна не вижу.
— Генератор? — говорит доктор Бакстер.
— Вышел на режим, — отвечает невидимый мне кто-то.
— Назови себя, — говорит мне доктор Бакстер.
— Илья Муромов, — говорю я. — Плюс-мутант, уроженец Сибирского спецсанатория НИИГМ АН СССР.
— Хорошо, — говорит Бакстер. — Отлично! Через несколько часов ты мне скажешь то же самое. Но я буду уже без шлема. Как и ты сейчас. Не боишься?
— Нет, — говорю я. — Я вам верю.
Доктор кивает кому-то в сторону.
— Начали!
И я проваливаюсь в вязкую бесцветную тьму.
Страница последняя. Я лежу на койке и по некоторым малоуловимым признакам понимаю, что койка эта отнюдь не из моего дома. Слегка прихватывает левую руку. Вытаскиваю ее из-под одеяла и внимательно рассматриваю. Рука как рука. Пытаюсь понять, где я и как сюда попал. Тщетно.
Открывается дверь. Вваливается знакомый, длинный и черный Анри Гиборьян, псевдоним Алкиной. На голове дурацкий серебристый шлем.
— Привет!
— Привет! — отвечаю.
— Ты помнишь себя?
— Конечно! — говорю. — Диггер ЮНДО Жюль Карне, псевдоним Орфей. Давний приятель одной дубины по прозвищу Алкиной.
— Прекрасно! — Алкиной сияет. — Рад за тебя!
— Что у тебя на голове?
— Украшение… Как себя чувствуешь?
— Нормально. А что со мной было?
— Плохо с тобой было. Отделали тебя так, что еле по кусочкам собрали.
Я снова вытаскиваю из-под одеяла саднящую левую руку.
— Вот-вот, — говорит Алкиной. — Руку нашли позже всего остального.
— Кто это меня? — спрашиваю.
— Кабы знать!
— А где я?
— В нашей клинике, в Швейцарии.
— У Бакстера?
— У него, родимого. Он тебя и собрал. Так что можешь считать его своим вторым отцом.
— Бакстер свое дело знает, — говорю я удовлетворенно. — А что это у тебя за шлем на башке? В космонавты собрался?
— В космонавты собираться предстоит тебе. Но об этом несколько позже, когда совсем
— Сероват псевдоним-то! Раньше был красивее…
— Зато полностью соответствует действительности.
Алкиной дружески треплет меня по плечу и, кивнув на прощанье, выкатывается из палаты. Я в изнеможении откидываюсь на подушку и тут же отключаюсь.
5. Анри Гиборьян, секретник (псевдоним Алкиной)
5.1. Я в руководстве ЮНДО оказался не сразу. В самом начале, вскоре после заключения Договора, судьба мне мило улыбнулась. В отличие от десятков тысяч офицеров французской армии, уволенных вчистую, меня направили во вновь создаваемую спецчасть, призванную способствовать Великому Процессу разоружения. Сами понимаете, отношение к Договору изначально было неоднозначным: очень многим не слишком-то улыбалось превращаться из доблестных вояк в мирных обывателей. Спецчасти помогали этаким колеблющимся сделать решительный шаг… Впрочем, инциденты случались довольно редко. В обществе царила самая настоящая эйфория, и немалая часть увольняемых находилась под ее гипнозом. Непросто, знаете ли, переть против всего человечества.
Вот и сохранить бы эту атмосферу надолго!.. Увы, нормальное общество не способно все время жить в состоянии опьянения. Рано или поздно наступает пора похмелья, и тогда… Ведь в отличие от алкоголиков общество похмеляется человеческой кровью…
Да еще и ошибок наворотили целый Эверест. И первой стало, по-моему, решение возложить юридическую ответственность за процесс на специально созданную организацию — ЮНДО. Правительства разных стран явно стремились отойти в сторону, переложив всю тяжесть проблемы на плечи самих военных: вы, мол, все это строили — вам, парни, и разрушать! Вон вы у нас какие герои!.. Даже президенты России и Америки — застрельщики процесса — скрепив Договор своими подписями, умыли руки. Мавр, мол, сделал свое дело — мавр может уходить!.. Уйти-то и впрямь пришлось — избиратели заставили, ну да было уже поздно. К тому времени обратная связь ЮНДО с общественными организациями, которые могли бы вносить коррективы в пути и темпы развития процесса, была утеряна. Кроме того, лидеры многих стран так называемого “третьего” мира и вовсе не желали настоящего разоружения. Их идеалом было исключительно разоружение соседей, и они были не прочь сыграть на ошибках, которые совершили другие… Так и пошло дело вразнос!
Теперь-то понятно становится, что разоружение, по-видимому, процесс постепенный и очень длительный. Что главные проблемы здесь не военные и не экономические, а социальные. Мы же пытались сломать социальные проблемы не путем медленных, с оглядкой, реформ, а самым настоящим революционным тараном. Как будто человечество до сих пор не разобралось, чем заканчиваются революции.
Впрочем, это я сейчас такой умный. А в ту пору, как и многие, считал, что мое дело: ать-два, задача ясна, приказ выполнен! Имеется начальство, оно и должно ломать голову. Армия есть армия: если каждый приказ оспаривать, то это уже будет стадо, а не доблестное воинство. Хотя, надо сказать, находились и сомневающиеся, находились… Но разговор с ними был коротким. Вызовет полковник: “Ты что, против разоружения?!” — “Нет, но…” — “Никаких “но”, у нас здесь не парламент!” И через пару месяцев приказ о демобилизации в связи с реорганизацией.