Мираж
Шрифт:
5
На свадьбе Воронцова и Зины всё было чинно и никто не допустил никаких пошлых намёков, и жених был серьёзен, и невеста в белом с золотом в меру печальна, в меру весела и даже всплакнула. Слушая Максима, хорошо сказавшего о долге мужчины христианина, Леонтий вдруг задумался о своей жизни, о долге, обо всём, о чём лучше не задумываться.
О прощении Кутепова не могло быть и речи. В воскресенье все пятеро участников операции проехали весь маршрут от агентства до улицы Руссел, где жил генерал, и далее в Севр под Парижем, где Леонтий купил дом. Внутреннюю отделку и специальный подвал делали рабочие из Алжира. Вокруг дома густой сад — сливы, яблоки, абрикосы.
Здесь обсудили план.
— Лучше утром, — сказал Пьер.
— Завтра, — предложил Дымников.
— В понедельник не надо, — возразил Мохов. — Давайте завтра сделаем репетицию. Подъедем утром и посмотрим всё.
— А во вторник операция, — настаивал Дымников.
— Во вторник хорошо, — согласился Мохов.
За ночь превратили «Рено» в такси и утром все пятеро поехали к дому Кутепова. Остановились метрах в 100— 150. Время — без пятнадцати девять. Парижане шли проторённой дорогой к подземке, и один из тротуаров был почти пуст. Генерал вышел ровно в 9. Маленький, жёсткий, напряжённый, однако явно не думающий об опасности. На нём светлый костюм, галстук, в руке небольшой портфель. Такси ему не подали. Подождал минут 10, затем решительно зашагал по тротуару, поглядывая на мостовую, пытаясь поймать машину.
— У них начались перебои, — объяснил Серж. — Не каждый день подают машину. Лето, отпуска. Левое правительство отстаивает права рабочих.
— Завтра, — сказал Дымников.
— Нет, Леонтий Андреевич, — возразил Мохов. — Вы же артиллерист. По теории вероятностей завтра ему обязательно подадут такси. Нам бы сегодня, но кто знал. Теперь послезавтра — 20-го.
6
Кутепов поймал такси и приехал в канцелярию вовремя. Рабочий день начался с встречи с Зайцовым. Секретное письмо от «племянников» — Марии и Радкевича. Михеев прибыл, всё передал, всё будет исполнено.
Перехвачено письмо Великого князя Кирилла Владимировича к «Дяде Николаше» — Николаю Николаевичу, в котором предупреждает о том, что окружение настаивает на провозглашении Кирилла императором России. Сам же он побаивается: «Я готов идти с Тобой к одной цели — спасению нашей Родины и протягиваю Тебе руку с полным доброжелательством, дальнейшее Моё отношение к Тебе зависит всецело от Тебя самого...»
— Держите меня в чёрном теле, Александр Павлович, — не преминул напомнить Зайцов, — а мои люди, работая почти бесплатно, перехватывают и снимают копии с таких материалов.
— Что ещё?
— Копия письма Врангеля Шатилову об организации Союза.
«...в случае согласия Великого князя возглавить антибольшевистскую борьбу, наш Союз становился бы военно-организационной основой всего движения, в случае же отказа — стал бы своего рода обществом связи и взаимопомощи русских воинов, подчиняющихся Главнокомандующему...»
— Всё это бессмысленная возня, — резюмировал Кутепов. — Создаст Врангель Союз и будет упиваться властью над всеми русскими военными эмигрантами. Власть-то призрачная. А дело не подвигается ни на шаг. Только мы делаем дело. Только мы ведём борьбу. Но и мы должны спешить, пока власть у большевиков не отняли другие люди. Когда будет готова наша тройка?
— Поручики Михайлов, Лентуков, Зубов отправляются в начале сентября.
— Вот кто делает дело. Что ещё?
— У меня к вам личная просьба, Александр Павлович. Я в Добровольческой армии с конца 18-го и в Ледяном походе не участвовал. Сейчас, вспоминая обо всём, о боях, о потерях, я думаю, что это было великое время, когда сражались и погибали замечательные люди.
— Да, эти люди были прекрасны. Я счастлив, что сражался рядом с ними. С такими людьми всё можно было бы сделать. Увы, они почти все погибли.
— Нельзя, чтобы их забыли, Александр Павлович. Я осмелился взяться за военно-историческую работу о событиях 1918 года и как автор буду просить вас рассказать о неизвестных мне эпизодах, подсказать оценки. Ведь вы были в центре событий.
— Я помогу вам, Арсений Александрович. Как-нибудь вечерком покажите мне ваши планы и наброски.
7
Вторник 19-го начался с газет и разговоров.
«По официальному сообщению советского правительства, в СССР органами ОГПУ арестован известный контрреволюционный политический деятель В. В. Савинков, руководитель так называемого «Народного Союза защиты Родины и Свободы» — антисоветской террористической организации. Вместе с Савинковым задержаны его ближайшие помощники».
Мохов приехал часов в 10, взволнованный, расстроенный. Зашёл к Дымникову, сказал обречённо:
— Всё. На операции — крест. Ничего сделать нельзя. Я был у генеральского дома. За ним приехали две машины. Теперь, наверное, будут охранять.
8
Кутепов был мрачен: не так всё просто в России. Савинкова он не любил — террорист, революционер, авантюрист. Жил в Париже, и вдруг арестован в СССР. Не мог перейти границу? Не было надёжной явки? У него же как будто многочисленная организация. Или свои же и предали? В любом случае — это урок.
Обсуждали случившееся вчетвером. Больше всех знал, конечно, Зайцов.
— Мои люди в Париже поглядывали за ним и за теми, кто к нему приезжал. Часто бывал советский служащий Мухин. Я его раз видел. Не внушал доверия. Возможно, он и увёз его в Россию, где сам и арестовал.
— Какие мы должны сделать выводы? — спросил Кутепов. — Какие принять меры?
— У нас порядок установлен чёткий, — сказал Зайцов. — Нарушаем иногда—давайте не нарушать. Не оставляйте секретные документы на столах.
— И никого чужих здесь не принимать, — предложил Трубецкой. — В Париже много мест, где можно поговорить.
— Самые секретные документы, которые могут заинтересовать ГПУ, — это письма наших людей из России, — сказал Кутепов. — Отныне приказываю тайных почтальонов направлять с письмами не сюда, а ко мне домой.
— И надо договориться с офицерами — шофёрами такси, чтобы обязательно приезжали по утрам, — напомнил Кривский.
— Это уже сделано без нас, — несколько смущённо сообщил Кутепов. — Сегодня приехали два авто. Один, кажется, капитан Литовкин, если я не перепутал фамилию, рассказал, что рано утром, как только открыли гараж, к ним пришли офицеры-рабочие с какой-то фабрики и предупредили о возможных провокациях. Я удивился, откуда они узнали, ведь ещё газеты не выходили.