Мираж
Шрифт:
1917. МАРТ
Служба продолжалась, и поручик Дымников, 1 марта прибыв в казармы Преображенского полка, узнал, что полк решил признать новую власть, а полковник Кутепов ищет его. Встретились в офицерском собрании. Отведя поручика в сторону, полковник сказал:
— Не принимайте этот позор близко к сердцу, Леонтий Андреевич. Я знаю настроение и состояние частей на фронте и убеждён, что в ближайшее время прибудут войска и наведут порядок в Петрограде. Возможно, и мы с вами прижмём в этом участие. Однако надо срочно выезжать на фронт. «За мной здесь охотятся, вас тоже могут схватить в любой момент — вы же участвовали в карательной операции.
Кутепов был прав — они ещё не покинули собрание, когда кто-то из унтер-офицеров подошёл к полковнику и кто-то сообщил шёпотом.
Надеясь на пропуск, выданный Кутепову за подписью председателя Государственной думы, они пошли на квартиру, на Васильевский остров, но на Николаевском мосту полковника ждали брат Борис и младшая сестра Саша. «Не ходите домой, — сказала сестра, обрадовавшись, что смогла предупредить брата. — Всё время приходят за тобой, Саша. Матросы и какой-то солдат с бантом». «Зубы скалит, как голодный волк», — добавил брат и передал, что даже прислуга, Захаровна, уговаривает Александра Павловича немедленно уезжать: «Такие рожи, что и отца родного убьют».
Дымников пригласил полковника на ужин к родителям. Мать угощала бифштексом с жареной картошкой, но без хлеба. К чаю подала пирожные собственного изготовления. Отец, профессор математики, неплохо знал историю и не преминул вспомнить слова Марии Антуанетты [4] : «Если у народа нет хлеба, пусть он ест пирожные».
Уже все знали, что царь Николай II готов подписать отречение, и Кутепов задумчиво сказал:
— Что-то будет с нашей Александрой Фёдоровной?
4
Мария-Антуанетта (1755—93) — французская королева, с 1770 г. жена Людовика XVI.
— Думаю, что ничего не будет, — с беззаботным оптимизмом успокоил профессор. — Скорее всего, в Англию уедут.
— Может быть, в Германию? — усомнилась профессорша. — Она же немка.
— Туда сейчас нельзя,— война, — ответил муж.
— Эти временные, наверное, сразу заключат какой-нибудь подлый мир, — предположил Кутепов.
— Не-ет. Что вы! — профессор даже рассмеялся. — Эти никогда не пойдут на мир с Германией.
— Но мир же в их пользу. Трусы бунтовщики не хотят идти на фронт, не хотят воевать за Россию, требуют мира.
— Во Временном правительстве не те люди, что пойдут на мир с Германией. Даже если им будет плохо, они не выйдут из Союза с Англией и Францией, не прекратят войну.
— Почему же?
Профессор улыбался; у него был вид человека, знающего нечто важное, однако ещё не решившего, можно ли поделиться этими знаниями с другими.
— Такие они люди. Они... Я со многими деятелями знаком, но сам в их... круг не вхожу. С вами, Александр Павлович, не буду секретничать — вы для нас почти родственник. Вместе с сыном сражались.
— Андрей, не вспоминай об этом ужасе, — простонала профессорша.
— Скажу вам, полковник, откровенно и коротко: всё Временное правительство — масоны. Они подчиняются англо-французским масонским ложам. В истории России такое уже происходило. Кутузов был масоном, потому и уговаривал Александра не вести армию в Европу. Это Лев Толстой придумал, будто он пожалел русских солдат и потому не хотел продолжения войны с Наполеоном. Суворовские командиры солдат не жалели — знали, что в России людишек хватит.
— Позвольте, — осторожно возразил Кутепов, оставляя недопитый чай. — Русские командиры всегда берегли солдат.
— Не знаю, не знаю, — скептически покачал головой профессор, — наверное, вы глубже изучали военную историю, но есть же цифры потерь в сражениях...
— Не надо спорить о прошлом, — вмешалась профессорша. — Мы сами живём в ужасное время...
В подтверждение её слов под окнами хлопнул винтовочный выстрел, ему ответил другой, дальний. Кутепов вопросительно посмотрел на хозяина.
— Ко мне не придут, — сказал профессор, но на лице его возникло выражение серьёзной озабоченности. — Я получил какую-то охранную грамоту, как защитник студентов.
Помолчали, прислушиваясь. Больше не стреляли и, слава Богу, не били в дверь прикладами винтовок.
— Сейчас самое безопасное место — фронт, — поставил точку в разговоре Кутепов.
С Варшавского вокзала нельзя было уехать ни завтра, ни послезавтра. Совсем недавно, чуть ли не вчера, здесь ещё можно было наблюдать то, что осталось от романтики войны: лермонтовские офицеры, дамы с цветами, духовой оркестр, слёзы прощанья, ресторан с коньяком в чайничках, театральные поцелуи у вагонов, аккуратный патруль на перроне... Была песня: «На Варшавском столичном вокзале паровозный гудочек пропел, а на лавке под серой шинелью, пригорюнясь, сидел офицер...» Теперь на лавках сидели расхристанные солдаты с девицами в платочках, лузгали семечки, орали что-то непотребное под гармошку, а на стене красовался плакат: «Да здравствует Учредительное собрание».
На перрон Дымников только заглянул и поспешил уйти. Там царили серые шинели, красные банты и чёрные бушлаты. Двое матросов волокли какого-то перепуганного несчастного. За ними валила толпа с криками: «Жандармская сволочь!.. Дави его, ребята!.. Дай я его здесь прикончу!..»
Матросы — чёрная смерть. По Невскому ходят группами с винтовками, револьверами, гитарами; метут клёшами грязный тротуар, поют: «По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там...» От них веет ужасом кровавых расправ. Командующего крепостью адмирала Вирена разорвали на части, офицеров жгли в топках, спускали под лёд, складывали гекатомбы [5] из офицерских трупов. Дымникову сразу стало ясно, что Кутепову здесь и до вагона не дали бы дойти.
5
Гекатомбы — от греч. hekaton — сто и bus — бык — в Древней Греции жертвоприношение; в переносном значении — огромные жертвы войны, террора, эпидемии.
Выло решено ехать через Москву. Кутепов, его младший брат Сергей и Дымников поздно вечером добрались до Московского вокзала и без всяких затруднений купили билеты. Полковник принципиально не стал менять форму на гражданскую одежду. Дымников же превратился в студента.
— Я бы прямо сейчас поехал с вами, — сказал Сергей, — но жена, Маша. Надо сначала как-то её устроить.
— Сейчас бы я тебя не взял, — сказал Кутепов. — В моём полку надо служить, а ты можешь только вольноопределающимся устроиться. Вот Борис — офицер. Его я в своё время возьму. Но здесь тебе оставаться тоже нельзя — матросики, не найдя меня, возьмут другого Кутепова. Попрошу Михаила Васильевича Алексеева [6] , чтобы он произвёл тебя в прапорщики, у него есть такое право, и тогда сразу ко мне. Марью Васильевну подготовь к одинокой жизни жены прапорщика лейб-гвардии Преображенского полка.
6
Алексеев Михаил Васильевич (1857—1918) — генерал от инфантерии (1914). С осени 1915 г. по март 1917 г. начальник штаба Верховного главнокомандующего, а фактически — Главкомверх. Один из организаторов и лидеров белого движения. В августе-октябре 1918 г. возглавлял Добровольческую армию.