Мираж
Шрифт:
— Господин поручик, — сказал генерал, остановившись и метнув в офицера пылающий монгольский взгляд, — на вашей новой должности за лишнее слово на улице повешу, как шпиона. Пока свободны.
Подошёл Дымников.
— Ваше превосходительство, я до сих пор при штабе. Я хочу в бой. Дайте мне батарею.
— Артиллерии не хватает, господин капитан. Крупные калибры предназначены для обороны перешейка. Но я решил создать военно-артиллерийский взвод при своём конвое. Такие подразделения уже существуют. Они необходимы: приходится подолгу ехать открытыми степными дорогами. Пойдёте? Как говорится, за неимением гербовой...
— Так точно, пойду, Ваше превосходительство.
— И следующее звание вам надо выслуживать.
— Позже Леонтий поинтересовался у Кривского:
— Что он на тебя, Миша?
— Назначил помощником по разведке, конкретно: по расположению и планам красных. А это сверхсекретно.
— Вот и молчи. До тебя был один — его Кутепов каждое утро грозился повесить.
— Где он? Неужели повесили?
— Червонные казаки зарубили — полез сам разведданные проверять.
Однако слишком романтичен был Михаил Кривский — любил производить на окружающих впечатление, шепнул вечером: «Только тебе, Лео. Завтра, 13-го, они начнут. Спи в блиндаже, и пусть поднимут пораньше. Затемно».
Знал, конечно, не один Дымников: пулемётчики суетились у ячеек, проверяя подачу, офицеры объясняли новичкам, как надо правильно убивать красных. Таскали ящики с патронами. Хорошо поработал Кривский.
Леонтий проснулся сам. Вокруг серая туманная прохлада. Всего минут через 10 красные начали обстрел. Посыпались груды земли, завалившие окопы и блиндажи. В этот же момент открыли огонь и кутеповцы. Красные цепи со своим «ура!» сразу залегли...
На двое суток растянулось мучительное сражение.
Дымников вместе со всеми то бежал к Армянскому Базару, то вновь атаковал Турецкий вал, то часами отсиживался в блиндаже, ухитряясь даже спать. Наконец всё кончилось. Корпус Кутепова отстоял свои позиции.
Через несколько дней после боев генерал послал Дымникова в Симферополь получать орудия для своего конноартиллерийского взвода.
Вечером не обошлось без посещения ресторана « Крым». Те Же мужчины а шикарных костюмах, те же дамы в роскошных платьях, шелест газет, одобрительные возгласы: «Читали?» Дымников пришёл один — Воронцов где-то застрял. За столиком две юные дамы с умными глазами и непонятный молчаливый субъект, почему-то внимательно его разглядывающий. И на столе, конечно, газеты «Юг России», «Крымский вестник», «Вечернее слово», «Заря России»... «Создание для населения Юга России такого правопорядка, при котором население могло бы быть удовлетворено в своих чаяниях возможно шире, — вот основные задачи власти... Одна из главнейших задач — улучшение материального благосостояния рабочих и удовлетворение их профессиональных нужд... Настанут дни, и вихрь кровавый от нас умчится навсегда, взлетит опять орёл двуглавый, и сгинет красная звезда...»
«Читали?.. Победа на Перекопе!.. Кутепов — герой!..»
Валюта исчезала из карманов Дымникова. Заказал водку и редиску.
— Господин офицер, наверное, кого-то ждёт? — спросила одна из умных девиц.
— Да. Я жду счастья.
Девицы вежливо хихикнули, а счастье явилось в виде двух офицеров — поручика и штабс-капитана. Их могли бы вообще не заметить среди других офицеров, если б не голубые просветы на новых сверкающих погонах. Контрразведка.
— Пошли, капитан, — сказал контрразведчик с погонами штабс-капитана. — Ахтырский, Аня и ты, солдат, дежурьте. Если что, разбегаться по разным улицам.
Долго шли по парку.
— Если расстреливать, зачем так далеко? — спросил Дымников.
— Шутишь не смешно, и памяти на лица нет. Для разведки не годишься.
Подошли к старой высокой стене. Возле неё — огромная яма, частично прикрытая досками. Сняли доски, постучали камнем в стену, услышали ответ. Внизу загремели, заскрипели отодвигаемые камни, и чей-то нарочито строгий голос проговорил:
— Федьку и Дымникова сюда. Остальные на караул.
Подлезая под стену чуть ли не носами, столкнулись с тем, кого назвали Федькой. Смуглое нагловатое лицо с хитринкой.
Под стеной было довольно просторное помещение, горел светильник, на камнях лежало оружие, одежда, какие-то припасы.
— Не узнаете, капитан Дымников? — спросил человек в очках и с длинной рыжей бородой. Так и осталась у Макарова привычка стараться быть более строгим и серьёзным, чем это требовалось. — Привыкайте пока, а я со своими разберусь.
Макаров набросился на злополучного Федьку с претензией, почему всё сделано неправильно.
— В мирное время все отсидите на губе, — пригрозил Макаров и обратился к Леонтию:
— Не знаю, как мне с вами быть, Дымников?
— На «ты», Паша, как раньше.
— Раньше-то мы оба у белых вертелись, а нынче я — командир партизанского коммунистического отряда, а капитан Дымников бьёт на перешейке латышских стрелков. Выбирать надо, Лео.
— Ты же знаешь — моего выбора здесь нет. За письмо спасибо. Дошло и даже был ответ. Вот там мой выбор.
— Точно. Мы здесь будем волохаться, расстреливать нас будут, а ты по Европе в автомобилях разъезжать.
— Тебя тоже Жмудские звали.
— Меня брат звал! Партия! Россия! Володя жизнь за нашу землю отдал!..
Дымникову показалось, что и здесь Павел переигрывает.
— Ты меня нашёл для какого-то дела, Паша?
— Я хочу знать, с кем я буду делать дело.
— Раньше ты мне верил, и сейчас можешь верить. А насчёт красных и. белых, ты знаешь, за кого я.
— Я могу тебя заставить, запугать, и ты всё сделаешь, но я хочу иметь такого же друга-товарища, как прежде. Которому верил во всём.
— Для тебя я такой и есть, и ты за это мне поможешь уехать в те края.
— Будет случай — помогу. Иначе тебе хана. Осенью Крым наш, не сомневайся, и всех офицеров расстреляют. Я тебя и не найду, чтобы выручить. А дело наше сегодня о жизни и смерти. Знаешь, почему 13 апреля операция XIII армии и Латышской дивизии потерпела неудачу?
— Предполагаю.
— Значит, знаешь. Кутепов знал план операции. Кто-то предал. Штаб фронта, да и Москва и Чека требуют: вынь да положь предателя. Тебе даётся неделя.