Миром правит случай
Шрифт:
— Я просто не верю своим ушам. Бочаров взял заложников? — Селезнев смотрел на меня, ожидая опровержения.
— Увы, это так, — не оправдала я его ожиданий.
— Это моя вина, — признался Николай Александрович. — Я должен был сразу передать то дело другому следователю, но я не сделал этого. Сначала я искренне верил в то, что Сергей ни при чем. Когда возникли подозрения, я надеялся, что они не оправдаются. А потом, когда нашлись улики, подтверждающие, что Бочаров был в тот день у Алены, я понял, что именно от меня зависит судьба сына моих близких друзей. Вы должны меня понять — я знал Сережку с самого рождения, они с моим Игорем друзьями
— Что значит «необоснованными»? Она же была беременна, вероятно, гормоны бушевали, — заметила я ради продолжения разговора.
— Срок был небольшим. Сергей утверждал, что он не знал о том, что Алена ждет ребенка, а если бы знал, то проявил бы к ней снисходительность… Я не остановил его тогда, значит, надо остановить его сейчас, — Селезнев задумался. — Бочаров откажется от своих намерений, но не по своей воле, а потому что окажется в СИЗО, а потом и на зоне. Можно попытаться возобновить то дело…
— Вы готовы признаться, что сокрыли улики против Бочарова? — с недоверием осведомилась я. — Вижу в ваших глазах отрицательный ответ. Все правильно, после крайне неприятной истории вашего увольнения это будет похоже на мазохизм.
— А если тот, кому он заказал мое убийство, обратится в полицию?
Я подумала, что не смогу толком объяснить правоохранительным органам, почему Сергей обратился именно ко мне. Рассказывать в полицейском участке, что я взвалила на свои хрупкие женские плечи нелегкую миссию современного Робин Гуда, мне как-то совсем не хотелось.
— Доказательств, что к киллеру поступил такой заказ, нет. Явного мотива убивать вас у Бочарова тоже не имеется. Разве что месть за смерть отца? — размышляла я вслух. — Только художественный вымысел быстро раскроется.
— Да, пожалуй, это дело не имеет судебной перспективы, — был вынужден согласиться со мной Селезнев. — Но то, что вы, Полина Андреевна, предлагаете, тоже не вариант. Допустим, Бочаров увидит фотографии с моим «трупом» и поверит в то, что это не инсценировка. Что дальше? Не уходить же мне в подполье до конца своих дней? А как ко всему этому отнесутся мои близкие? Я не говорю уже о том, как мне противна мысль о том, что этот щенок будет праздновать свою победу. Его надо остановить, а не потакать его бредовым идеям. Между нами говоря, он с детства проявлял некоторые странности в поведении. Сначала я думал, что это — следствие того, что парень растет без отца, потом все списывал на переходный возраст. Затем на время учебы в институте в другом городе Бочаров выпал из зоны моего внимания. И тут эта история с погибшей девушкой…
— А что это были за «странности», о которых вы упомянули? — полюбопытствовала я.
— Наверное, я слишком деликатно выразился, — поправил себя Селезнев. — Было бы правильнее сказать «проявлял признаки жестокости». Он учился в начальной школе, когда вместе со своим одноклассником купил в зоомагазине хомяков и пустил их на съедение двум кошкам. Мало того что пацаны, посмеиваясь, комментировали, как два голодных перса ловят и пожирают несчастных, так они еще и снимали это на камеру.
— Зачем?
Вместо ответа Селезнев лишь пожал плечами и продолжил свой рассказ:
— Мы встречали очередной Новый год у Бочаровых. У нас была традиция — делать друг другу пожелания,
— Жестокое развлечение, — прокомментировала я услышанное.
— А лет в тринадцать или четырнадцать, я точно не помню, Сергей подбил своих одноклассников закрыть в раздевалке, где дети переодевались после последнего урока физкультуры, одного мальчика.
— Зачем? — опять-таки поинтересовалась я.
— Они все нормативы сдавали, а тот паренек принес какую-то липовую справку. В те времена мобильные телефоны были не у каждого, у того мальчика, в частности, не было. Вечером, когда он не вернулся домой, его родители стали обзванивать друзей сына, учителей, одноклассников. Кто-то из последних раскололся. Родители пропавшего мальчишки вызвали милицию и пошли в школу. Пацан действительно сидел в душной, темной комнате без окон. Выяснить, чья это была инициатива, оказалось нетрудно — дети единогласно показывали на Бочарова. Антонину вызвали в школу, грозились поставить Сергея на учет в милиции, но она смогла каким-то образом уладить конфликт с родителями пострадавшего мальчика. Сергею не только все сошло с рук, но он еще завоевал себе в школе репутацию борца за справедливость. С ним даже старшеклассники стали здороваться за руку, а девчонки начали забрасывать его «валентинками». Мой сын Игорь в той же школе учился, только двумя классами младше, так что от него я об этом и узнал.
— Я уже не раз убеждалась, что одна безнаказанность порождает другую. Стоит ли удивляться, что он решился на убийство, к тому же не одно? И ситуация усложняется тем, что дядя доверил ему руководство своим ЧОПом.
— Руководство? — удивленно переспросил Селезнев. — Он же работал в «Грифе» системным администратором.
— У Ферапонтова какие-то проблемы со здоровьем, и он временно сделал своего племянника исполняющим обязанности директора ЧОПа.
— То у есть у него в подчинении порядка пятидесяти бойцов, а то и больше? Это каких же дел он может натворить? — Николай Александрович оценил масштабы грозящей городу катастрофы. — Допустим, чисто теоретически я соглашусь на ваш вариант. Что это даст?
Я давно ждала этого вопроса, поэтому без промедления стала делиться с Селезневым своими соображениями. Он слушал меня очень внимательно, периодически задавал вопросы, делал свои замечания. Мне казалось, я смогла убедить своего собеседника в том, что инсценировка его смерти — единственный способ выхода из создавшегося положения. Но он продолжал обдумывать услышанное после того, как я замолчала. В комнате повисла напряженная тишина, которую неожиданно прорезал звонок стационарного аппарата.
— Алло! — ответила я.
— Полина, здравствуй! Я хотел спросить, наш гость из Риги будет съезжать, или ему продлить пребывание? — уточнил Соколов.
— Пока не знаю.
— Хочу заметить, что у нас расчетное время — полдень. Так что на раздумья осталось пятнадцать минут.
Я взглянула на Селезнева и подумала, что нам, скорее всего, придется еще не раз встречаться, поэтому сказала:
— Продлевай. Оплату я внесу чуть позже.
— Полина Андреевна, — обратился ко мне Николай Александрович, когда я повесила трубку, — я пока не готов дать вам окончательный ответ. Мне надо еще подумать.