Миры Айзека Азимова. Книга 10
Шрифт:
Сочетания нот затем повторились, но более четко, а потом — усложненно. Возникли вариации, не заслоняющие собой основной композиции, мелодия становилась все более пламенной, возбуждающей — настолько, что просто дух захватывало. И наконец музыка зазвучала еще громче, так что когда мелодия стихла, это произвело на слушателей впечатление внезапного падения с небес на землю.
Альфиане очнулись и разразились оглушительным свистом. И даже Тревайз, привыкший к совершенно другой музыке, с грустью подумал: «Как жаль, ведь я никогда больше этого не услышу…»
Когда альфиане более или менее утихомирились, Хироко протянула флейту Фаллом:
— Возьми, Фаллом. Она твоя!
Фаллом жадно потянулась к флейте, но Блисс перехватила протянутые руки девочки и сказала:
— Мы не можем принять флейту, Хироко. Это очень ценный инструмент.
— У меня есть другая, Блисс. Правда, не такая хорошая, но быть посему. Этот инструмент должен принадлежать тому, кто играет на нем лучше. Я никогда не внимала такой музыке, и было бы несправедливо, если бы я обладала инструментом, которым не владею в совершенстве. Хотела бы я знать, как можно играть на нем, не касаясь пальцами.
Фаллом взяла флейту и радостно, крепко прижала к груди.
83
В каждой из двух комнат горела флуоресцентная лампа. Пристройку освещала третья. Свет они давали тусклый, неудобный для чтения, но, по крайней мере, в комнатах теперь было не так уж темно.
Но все же они вышли наружу. В небе сияло множество звезд, что совершенно очаровало уроженцев Терминуса, где в ночном небе почти не было звезд, а виднелась только слабо светящаяся туманность.
Хироко проводила их до дома из страха, что они могут заблудиться в темноте или оступиться. Всю дорогу она держала Фаллом за руку и потом, после того как зажгла в доме свет, осталась с гостями снаружи, все еще не в силах расстаться с солярианкой.
Ясно было, что Хироко обуревали противоречивые чувства, и Блисс еще раз попыталась помочь ей:
— Правда, Хироко, мы не можем взять твою флейту.
— Нет, на ней должна играть Фаллом, — проговорила Хироко, с трудом шевеля губами.
Тревайз не отрываясь глядел в ночное небо. Ночь была темная, и эту темноту практически не нарушали ни три светильника, горевшие в доме, ни огоньки в других домах, стоявших вдалеке.
— Хироко, видишь эту яркую звезду? — спросил он. — Как она называется?
Хироко глянула вверх и без особого интереса сказала:
— Это — спутник.
— Почему его так назвали?
— Он кружит около нашего Солнца с периодом в восемь Стандартных Лет. Это — вечерняя звезда в нынешнее время года. Вы можете увидеть ее и днем, когда она низко над горизонтом.
«Хорошо, — подумал Тревайз. — Она не совсем невежественна в астрономии».
— Ты знаешь, — спросил он, — что у Альфы есть еще один спутник, очень маленький, тусклый? Он дальше, чем эта яркая звезда. Ты не можешь увидеть его без телескопа. (Он и сам его не видел и не позаботился отыскать, но корабельный компьютер имел соответствующую информацию в своем банке данных.)
— Нам говорили об этом в школе, — равнодушно отозвалась она.
— А это что? Видишь? Вот шесть звезд, образующих что-то вроде зигзага.
— Это Кассиопея.
— Да? — удивился Тревайз. — Какая из них?
— Все они. Весь зигзаг. Это и есть Кассиопея.
— А почему они так называются?
— Не ведаю. Я ничего не ведаю об астрономии, благородный господин Тревайз.
— А видишь самую нижнюю звезду зигзага, ту, что ярче других? Что это?
— Звезда. Мне не ведомо ее название.
— Но, за исключением двух звезд-спутников, это ближайшая к Альфе из всех звезд. До нее всего около парсека.
— Вот как? Я этого не ведала.
— Не может ли она быть той звездой, вокруг которой вращается Земля?
Хироко поглядела на звезду с некоторым интересом:
— Нет, не ведаю. Я ни от кого не слыхала ничего подобного.
— Ты думаешь, что это не так?
— Откуда я могу ведать? Никому не ведомо, где может быть Земля. Я… я должна покинуть вас теперь. Завтра утром мой черед трудиться в поле, до пляжного праздника. Я увижу вас всех там, сразу после обеда. Да? Да?
— Конечно, Хироко.
Она быстро, почти бегом бросилась во тьму. Тревайз поглядел ей вслед, затем вместе со всеми вошел в тускло освещенный дом.
— Можешь определить, лжет Хироко или нет, говоря о Земле? — спросил он Блисс.
— Не думаю, чтобы она лгала, — покачала та головой. — Она находится в огромном напряжении. Хотя такого я не чувствовала в ней до окончания концерта. А ведь оно существовало еще до того, как ты спросил ее о звездах.
— Из-за того, что отдала свою флейту?
— Возможно. Точно не могу сказать. — Она повернулась к Фаллом. — Теперь, Фаллом, я хочу, чтобы ты шла в свою комнату. Когда подготовишься ко сну, сходи в пристройку, вымой руки, лицо и зубы.
— Я предпочла бы поиграть на флейте, Блисс.
— Тогда недолго, и оченьтихо. Поняла, Фаллом? И ты должна перестать играть, как только я скажу тебе.
— Да, Блисс.
Теперь взрослые остались одни; Блисс села на стул, а мужчины расселись на своих койках.
— Есть ли какой-то смысл еще задерживаться на этой планете? — спросила Блисс.
Тревайз пожал плечами:
— Мы не спрашивали о том, как связана Земля с древнейшими музыкальными инструментами. Может, тут что-то и есть. Возможно, полезно дождаться возвращения рыболовецкой флотилии. Рыбаки могут знать что-нибудь, чего не знают домоседы.
— Крайнемаловероятно, на мой взгляд, — возразила Блисс. — Ты уверен, что не темные глаза Хироко удерживают тебя здесь?
— Я не понимаю, Блисс, — нетерпеливо сказал Тревайз, — какое тебе дело до моей личной жизни? Почему ты присваиваешь себе право морального суда надо мной?