Миры Филипа Фармера т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку
Шрифт:
Решив, что старик не представляет непосредственной угрозы, Кэрмоди вновь приступил к осмотру помещения. У дальней стены он увидел арочный проход и ступени, которые вели куда-то вверх. Над аркой, в сорока метрах от пола, находилась галерея. И больше ничего интересного. Святилище содержало в себе только гигантскую статую Бунты, алтарь, канделябр и старика, сидевшего в кресле.
Но кто же он — действительно Йесс или приманка в западне?
— Я действительно Йесс, — ответил кэринянин.
Кэрмоди нахмурился:
— Ты можешь читать мои мысли?
— Только
— Мое любопытство может мне дорого обойтись, — проворчал Кэрмоди. И рассмеялся, но тут же замолчал, потому что эхо разнесло его смех по залу. Ему на миг показалось, что это стены хохочут над ним.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Йесс.
— Ничего особенного, — ответил Кэрмоди и подумал, не убить ли этого старика сейчас, пока есть такая возможность. Если Йесс позовет своих слуг, те вряд ли оставят в живых того, кто вознамерился убить их бога. С другой стороны, этот тип мог оказаться подставной фигурой — незамысловатой приманкой в ловушке настоящего Йесса.
Кэрмоди решил немного подождать, чтобы выяснить все наверняка. Кроме того, ему не хотелось упустить возможность пообщаться с живым божеством.
— Чего ты хочешь? — спросил Йесс и, надкусив свечу, принялся пережевывать воск.
— А разве ты можешь дать мне то, чего я хочу? — поинтересовался землянин. — Не утруждай себя, старик. Я привык добиваться всего самостоятельно. Мне чужда благотворительность: я ничего не беру и ничего не даю за просто так.
— Да, это один из тех немногих пороков, которые ты почему-то отверг, — сказал Йесс. — Так чего же ты хочешь?
— Прямо сказочка о волшебном принце, — с усмешкой ответил Кэрмоди. — Я хочу убить тебя.
Йесс поднял брови:
— Неужели? Я знаю, что ты предан Эльгулю. Зло исходит из каждой поры твоего тела. Оно рвется наружу с каждым ударом твоего сердца, наполняя дыхание и слова. — Взглянув на Кэрмоди, Йесс склонил голову набок. — И все же в тебе что-то есть. Я мог бы назвать тебя несчастным демоном. Эдаким жалким самонадеянным тараканом. Ты готов умереть, доказывая, что живешь не так, как остальные люди. Тебе не хватает…
— Заткнись? — рявкнул Кэрмоди. Но тут же взял себя в руки, улыбнулся и дружелюбно сказал: — А ты прикольный мужик, приятель. Но твои слова не задели бы меня и боком, если бы не те дерьмовые чудеса Ночи, с которыми мне пришлось столкнуться. Они могли бы свести с ума не один десяток людей.
Он прицелился в Йесса:
— Тебе больше не разозлить меня, старик. Но можешь поздравить себя: ты стал одним из немногих, кому удалось завести Джона Кэрмоди. Правда, никто из них не выжил после этого. — Он указал стволом пистолета на огрызок свечи в руке Йесса: — Зачем ты это ешь? Свечи жрут только церковные мыши. Неужели боги, живущие в храмах, так бедны?
— Тебе вряд ли доводилось есть такую бесценную пищу, — ответил Йесс. — Это самая дорогая свеча в мире. Она сделана из праха моего предшественника с добавками пыльцы и жира божественной птицы троджар. Наверное, ты знаешь, что птица троджар является священным символом моей матери. На нашей планете их осталось только двадцать. Да что там на планете? Во всей Вселенной! За ними ухаживают храмовые жрицы с острова Вэнтребо.
Каждые семь лет перед наступлением Ночи они достают щепотку праха того Йесса, который умер семьсот шестьдесят три года назад, и смешивают его священные останки с жиром троджара. Изготовленная таким образом свеча вставляется в этот канделябр. Когда жрецы зажигают ее и удаляются, я сажусь в свое кресло и жду — жду, пока миллионы Спящих ворочаются, мечутся и стонут в наркотических снах, а порождения их кошмаров бродят по улицам Кэрина, выслеживая и убивая друг друга.
После того как свеча немного оплавится, я задуваю огонь и в соответствии с древним ритуалом съедаю ее. Таким образом я соединяюсь с умершим богом и возрождаю его в себе или, можно сказать, заново впитываю в себя его божественность.
Когда-нибудь — а возможно даже этой Ночью — я умру. Мою плоть отделят от костей, кости превратят в порошок и, смешав его с жиром троджара, приготовят новую свечу. Через каждые семь лет частица моего тела будет сжигаться как жертва моему народу и богине-матери. Дым от горящей свечи поднимется и наполнит воздух Ночи. А потом я буду сожжен и съеден богом, который придет мне на смену. Если только он окажется Йессом.
Эльгуль не поедает Йесса, как и Йесс не поедает его. Зло жаждет зла, а добро — добра.
Кэрмоди усмехнулся:
— Неужели ты веришь в эти сказки?
— Я знаю, что говорю тебе правду.
— Все это примитивная магия, — возразил Кэрмоди. — А ты, смея называть себя цивилизованным человеком, морочишь головы своим последователям — тупым, суеверным и ограниченным идиотам.
— Это не так. Если бы мы с тобой находились на Земле, твои обвинения имели бы смысл. Но ты уже прожил часть Ночи — что само по себе является для меня дурным предзнаменованием. Ты должен знать, что Ночью возможно все.
— Любое событие объясняется строгими физическими законами, пусть даже и неизвестными нам пока. Впрочем, меня это нисколько не тревожит. А тебе, старичок, придется умереть.
— Всем нам когда-нибудь придется умереть.
— Но, в отличие от меня, ты подохнешь сейчас! — рявкнул Кэрмоди.
— Мне довелось прожить семьсот шестьдесят три года. Я устал, а уставший бог не нужен людям. Да и матери не нужен слабый сын. Я должен умереть независимо от того, кто победит этой Ночью — Йесс или Эльгуль.