Миры Филипа Фармера т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку
Шрифт:
Братец Джон помог хозяину вытащить незадачливых налетчиков на улицу. Едва они уложили всю четверку рядком на тротуаре и заперли двери, как услышали сирену полицейской машины.
— Теперь я должен уходить, — сказал братец Джон. — Я не могу позволить, чтобы мое имя появилось в полицейских протоколах или в газетах. Мое начальство будет очень недовольно такой сомнительной известностью. Да и мне от нее пользы не будет, — добавил он, вспомнив себя до обращения к христианству. Не исключено, что его доставят обратно в больницу Джонса Хопкинса для дальнейшего наблюдения.
— Но что я скажу копам? —
— Скажите правду, — посоветовал братец Джон. — Всегда говорите правду и только правду. Извините, что я так подвел вас. Мне еще многому надо учиться. И к тому же я все еще голоден, — сказал он, но хозяин вряд ли услышал последнюю фразу, ибо братец Джон, в своей бесформенной бурой рясе напоминающий испуганного медведя, со всех ног кинулся под укрытие деревьев парка.
Влетев в рощицу, он остановился. Не потому, что собрался прикинуть план дальнейших действий, а потому, что, перескакивая через одеяло, разложенное для пикника, попал ногой в миску с картофельным салатом. И, падая, угодил лицом в тарелку с икрой. Растерявшись, он так и остался лежать, смутно осознавая, что вокруг раздаются радостные вопли и взрывы смеха.
Когда он наконец сумел сесть и оглядеться, то обнаружил, что находится в окружении шести подростков обоего пола. К счастью, они пребывали в хорошем настроении, ибо в противном случае, могли изуродовать или даже убить его. На них была униформа «вонючек», как называли их другие да и они сами, — свитера в черно-белую полоску с туго прилегающими к голове капюшонами; ноги «вонючек» были разрисованы вертикальными черно-белыми полосами. Девушки щеголяли угольно-черными тенями, а у парней под глазами красовались черные полукружия.
— Колченогий первосвященник! — заорал кто-то из ребят, выкинув перед собой палец с красным ногтем. — Гляньте на его тряпье!
— Сделаем ему «бум-бум», — сказала одна из девчонок и, склонившись к братцу Джону, потянула завязку свитера. Из узкого лифчика вывалились груди, на месте сосков были намалеваны глаза с розовыми зрачками и красными веками.
Остальные, вопя от восторга, повалились на траву и стали кататься по земле.
Братец Джон отвел глаза. Он слышал о таких фокусах, их любили откалывать испорченные девчонки: искусственные груди, которые выскакивали навстречу испуганному прохожему, как чертик из коробочки. Но он сомневался, было ли искусственным то, что предстало его глазам.
Засунув свое имущество на место, девчонка улыбнулась братцу Джону, и тот увидел, что ее можно было бы назвать даже хорошенькой, если бы не столь дико размалеванная физиономия.
— Чего ты такой вздрюченный? — спросила она.
Братец Джон поднялся и, вытирая лицо носовым платком, извлеченным из кармана рясы, ответил:
— Удираю от копов.
Ничто иное не смогло бы вызвать у подростков столь внезапный прилив симпатии к нему.
— Нажрался наркоты? А чего эти тряпки напялил? Так ты священник? Поскреби хоть его, хоть какого монаха, ничего святого не отскребешь.
«Словно домой попал, — подумал братец Джон и тут же почувствовал отчаянное желание возразить. — Нет, ничего общего. Это мои братья и сестры, сыновья и дочери, пусть даже грешники, но не из моего дома. Я могу понять, как и почему они стали такими, но никогда не смогу быть таким, как они. Я не могу обдуманно причинить зло человеку».
— Греби сюда, — сказала девчонка, что вывалила перед ним груди, настоящие или искусственные. — Сунем тебя в какую-нибудь дырку.
Братец Джон истолковал эти слова как приглашение взять ее за руку, а она отведет его в какое-то убежище.
— Пойду разнюхаю, чем пахнет, — сказал парень, который отличался от остальных высоким ростом и близко посаженными черными глазами.
— Валяй, чеши, — согласилась девушка, давая понять, что согласна с ним.
Покинув рощицу, они двинулись к другой, где им пришлось переступать через парочки в самых разных темпераментных позах, после чего, поднявшись по склону искусственного холма и пройдя под искусственным же водопадом, снова очутились среди деревьев. Время от времени братец Джон оглядывался. Полицейская стрекоза все еще висела в воздухе, но, по всей видимости, пока беглеца не засекла. Внезапно девчонка втащила послушника в густые заросли кустарника и села на землю. Парень втиснулся между ней и братцем Джоном и стал хлебать пиво из ведерка, которое тащил с собой.
Девчонка протянула братцу Джону бутерброд, и послушник жадно вонзил зубы в угощение. Желудок у него заурчал, а рот наполнился слюной. Пока он ел, парень напился, и девчонка передала ведерко братцу Джону. Удовлетворенно припав к нему, тот сделал несколько больших глотков, но парень тут же вырвал у него сосуд.
— Не гони волну, — сказал он, что можно было понимать как угодно. — Не будь свиньей.
— Сам такой, — сказала девушка. — Так откуда чешешь?
Братец Джон истолковал ее слова как желание узнать, откуда он взялся и куда направляется. Он рассказал, что является братом-послушником ордена Святого Джейруса, одним из тех, кто еще не принес последнего обета. Строго говоря, через неделю кончается срок его годового послушания, и если он решит покинуть обитель, то имеет на это право. Он даже не должен ставить в известность свое начальство.
Он не стал говорить, что, по его мнению, приказ отправляться на Вайлденвули как раз к окончанию года послушания имел целью дать ему возможность решить, хочет ли он оставаться в рядах ордена Святого Джейруса.
Он рассказал, что может посвятить себя священнослужению, но не уверен, стоит ли это делать, — возможно, ему лучше оставаться простым членом ордена. Да, конечно, на этой ступени придется заниматься грязными работами, но, с другой стороны, на нем не будет лежать тяжелый груз ответственности, который должны брать на себя священники.
Кроме того, хотя на сей счет братец Джон не обмолвился ни словом, он не хотел сталкиваться с унижением в том случае, если ему откажут в намерении стать священнослужителем. Он и сам не был уверен, достоин ли этой чести.
Наступило молчание, нарушаемое только звучными глотками парня, который присосался к ведерку. Братец Джон глянул в проем между кустами и увидел изгородь. Сразу же за ней располагалась полоска земли, что шла вдоль глубокого рва. На другой его стороне высилась груда камней, скрывавших вход в пещеру. По всей видимости, в ней находилось логово какого-то зверя, для которого устроили естественную среду обитания.