Миры Филипа Фармера. т. 3. Лавалитовый мир. Гнев Рыжего Орка
Шрифт:
В тот же самый вечер, сразу после групповой терапии, Джима снова позвали в комнату для визитов.
— Мистер и миссис Вайзак, — сказал ему дежурный. — У них плохие новости, Джим. Сразу видно.
Вайзаки встали, когда он вошел. Миссис Вайзак, разразившись слезами, подбежала к Джиму, обхватила его своими большими сильными руками и прижала лицом к своей большой груди. От нее пахло дешевыми духами.
— Сэм умер! — простонала она.
Внутри у Джима что-то сместилось. Он оцепенел, голос миссис Вайзак ушел куда-то вдаль, и ему показалось, что он тонет в мягкой сахарной вате. Все уплывало, кроме
И плакать он не мог. Все слезы, которые у него были, он уже выплакал сегодня. Источник иссяк, остался лишь камень, из которого он бил, — холодный, твердый и сухой.
Джим сел, и миссис Вайзак рассказала ему про Сэма. Мистер Вайзак сидел безгласный, понурив голову, весь поникший. Рассказ был коротким. Сэм, сбежав из дому, несколько раз голосовал на дороге. В последний раз остановился водитель грузовика с полуприцепом. Никто не знает, почему это случилось, но тягач с прицепом вдруг сложились в гармошку, рухнули с крутого обрыва и несколько раз перевернулись, скатываясь вниз. Водитель серьезно пострадал и сейчас находился в коме. Сэма сразу выбросило из кабины — и швырнуло под прицеп. Похороны через три дня.
— Я не хотела просто звонить тебе, — сказала миссис Вайзак, утирая глаза. — Хотела сама сообщить тебе об этом. Ведь вы с Сэмом были такими друзьями — с тех пор, как ходить научились.
И она разрыдалась. Джим, как мог, старался утешить ее, хотя и не разделял ее душевную боль и ее горе. Его это словно бы не трогало. Казалось, что смерть Сэма произошла много лет назад.
Доктор Порсена, проводя с Джимом первый индивидуальный сеанс после возвращения с конференции, остановился как раз на этой бесчувственности. К концу часа доктор сказал:
— Возможно, это потому, что тебя гнетет двойное горе. У тебя очень живое воображение всех видов — визуальное, тактильное, вкусовое и слуховое. Твои путешествия в Многоярусный мир всегда очень реалистичны и ярки. Там ты живешь не менее полной жизнью, чем здесь. Так вот я и говорю…
Доктор умолк, ожидая, чтобы Джим его дополнил. Лучше, когда открытие ты делаешь сам, а не когда его тебе преподносят. Свет должен прийти изнутри.
Джим так и видел, как белые пальцы шарят во мраке его мозга. Какого черта Шаману нужно от него? Может, он думает, что восемнадцатилетний псих мыслит, как доктор Фрейд?
Порсена, однако, наверняка произнес какое-то ключевое слово. Он всегда дает такие подсказки своим пациентам, только нелегко уловить такой намек среди множества фраз. Если пациент откопает ключ и сообразит, как им пользоваться, то может открыть дверь, ведущую к свету.
Тяжелый расплав горя точно разбавлял воспоминания. Но Джим, побывав Орком, значительно улучшил свою память. Он как бы носил в себе отпечаток почти что фотографической памяти молодого властителя. И помнил почти дословно все, что говорил Порсена во время сеанса. Значит, надо включить сканер. Остановить курсор на ключевом слове или фразе и дать подсветку.
— Ага! — сказал Джим. — Двойное!
Доктор улыбнулся.
— Двойное горе, — продолжал Джим. — Вы думаете, что я несу добавочный груз горя. Один груз — как Джим Гримсон и другой — как Орк. Оба мы отвергнуты — мягко говоря — нашими отцами. Оба попали в переплет.
Джим скривил рот, точно это могло стимулировать мозг. Психиатр сказал:
— Итак, Иаджим погиб, насколько тебе известно. Это единственная потеря Орка?
— A-а, вот что. Ну а… вдруг и сам Орк тоже?
Порсена не ответил, предоставляя думать своему пациенту.
— То есть я ведь не знаю — вдруг и Орк тоже умер! Ну, если так, то я совсем пропал! Все, каюк! Столько я уже не выдержу!
— Другие потери? — сказал доктор.
— Потери… потери? Ну, если речь об Орке, а он ведь взаправду я, а я — он, я все это объяснил, то это моя мать… то есть Энитармон. Ее нет. Еще я люблю тетю Валу — и ее тоже потерял. Это, конечно, большая утрата. Я знаю, Орк поначалу очень горевал о том, что, может быть, никогда их не увидит. Но потом его горе преобразилось в ненависть к отцу. Он…
После долгой паузы доктор повторил:
— Он..?
— Он-то действовал. А не сидел просто так и не лил слезы.
— Правильно он поступил в данном случае или нет?
— Ну, это… — Джим чуть было не сказал, что это глупый вопрос. Но Шаману такого не скажешь. Он, Шаман, всегда знает, зачем говорит то или это, каким бы нелепым и глупым оно ни казалось. — Правильно, конечно. Только…
— Только что?
— Он поступил правильно в том смысле, что как-то действовал, стараясь решить свои проблемы. Только он чересчур склонен к насилию. Он ведь собирается убить своего отца и всякого другого, кто станет у него на пути. Может, ему следовало найти какой-то другой путь. Не знаю. Может, это единственный выход.
Джим вспыхнул, и это не укрылось от Порсены.
— Тебя что-то смущает, — сказал доктор.
Джим, переборов себя, сказал:
— Ладно. В конце концов, у меня ведь нет таких кровосмесительных мыслей, как у Орка. По отношению к моей матери у меня их точно не было. Орк хочет жениться на своей матери, когда убьет отца — сначала будет мучить, потом убьет. Он и тетку свою хочет. Он вообще тот еще кобель. Я вам говорил уже — он перетрахал двадцать своих сестер, кровных сестер, дочерей своего отца. Все они красотки, хотя и… ну, как это?
— Туземки? Не властительницы? То, что у властителей называется лебляббии?
— Да. Извините. Лебляббии все равно что ниг… то есть черные. Я не хотел говорить это слово. Я совсем не считаю черных недочеловеками. Но я с детства только это и слышу.
— Я знаю. Ну а что ты думаешь о столь спокойном отношении властителей к инцесту?
— Знаете, док… доктор. Я много прочел о Древнем Египте, когда посмотрел по телику «Цезаря и Клеопатру». Ну, киноверсию пьесы Бернарда Шоу. С Клодом Рейнсом и Вивьен Ли. И я знаю, что в правящем классе Древнего Египта братья и сестры вступали в брак и имели детей. Так же делали и правители инков. Да, кажется, и у Фармера что-то есть насчет браков между братьями и сестрами. Так что, когда я прочел все это и посмотрел кино, мне нетрудно было с этим примириться. И потом, когда я Орк, я допускаю все, что допускает он. Это вопрос культуры. У властителей нет генетических дефектов, поэтому они не боятся передать плохие гены своим детям. Почему бы тогда матери и не выйти замуж за сына?