Миры Харлана Эллисона. Т. 3. Контракты души
Шрифт:
— Да ты в ужасном состоянии! — сказал я.
— Ты сам не розочка, — огрызнулся он.
— Можем мы выбраться отсюда?
Блад скривил морду и покачал головой:
— Ничего не принимаю. Наверное, котел завалило обломками. Надо вылезти и посмотреть.
Мы некоторое время препирались, а потом решили, что, если здание рухнуло и хоть немного остыло, бродяги его уже обследовали. Если они не полезли в котел, значит, нас основательно засыпало. Или здание еще горит. В таком случае они еще здесь, дожидаются своего часа.
— Уверен, что справишься
— Полагаю, выбора у меня нет, — проворчал Блад.
Он действительно выглядел плохо. — Ты, похоже, решил трахаться до посинения, так что действовать придется мне.
Я почувствовал, что с ним что-то неладно. Он явно невзлюбил Куиллу Джун.
Я отвинтил заглушку люка. Неоткрывается. Тогда я лег на спину и уперся в него обеими ногами. То, что навалилось сверху, вначале не поддавалось, потом люк сдвинулся с места и наконец с треском распахнулся.
Я выглянул наружу. Верхние этажи рухнули на подвал, все превратилось в золу и пепел. Отовсюду валил дым, сквозь который едва сочился дневной свет.
Я вылез наружу, обжегшись о край котла. Блад выпрыгнул следом и начал искать проход в развалинах. Котел был почти полностью завален. Это хорошо, скорее всего роверы наспех осмотрели подвал и решили, что мы сгорели. Но я хотел, чтобы Блад выяснил все наверняка. Он уже побежал прочь, когда я его окликнул. Он нехотя вернулся.
— Что еще?
Я окинул псину взглядом.
— Ты паскудно себя ведешь.
— Подавай в суд.
— Черт бы побрал твою собачью душу, что за вожжа тебе под хвост попала?
— Не вожжа. Телка твоя.
— Что тут такого? У меня и раньше были бабы.
— Да, только никто так на тебе не вис. Помяни мое слово, Альберт, с ней будут проблемы.
— Не валяй дурака!
Он не ответил. Посмотрел на меня с негодованием и порыл осматривать окрестности. Я влез обратно и закрутил люк.
Она потребовала еще. Я сказал, что не хочу. Блад испортил мне настроение. Я был порядком на взводе. И не знал, на кого из них злиться.
Но Бог ты мой, до чего она была хороша!
Куилла вроде как надулась и села, обхватив ноги руками.
— Расскажи мне еще о поднизе, — сказал я.
Вначале она ломалась, говорила неохотно, но потом увлеклась и журчала как ручеек. Я многое узнал. Может, когда-никогда сумею это использовать.
Всего в бывших Соединенных Штатах и Канаде в поднизе осталось около двух сотен тысяч человек.
В свое время они ушли жить в шахты, колодцы и глубокие туннели; на западе люди селились в естественных пещерах. Со временем они перебрались на глубину от двух до пяти миль. И были это в основном тупоголовые в худшем виде: южные баптисты, фувдаменталисты, законопослушные лохи, настоящие дубины среднего класса, потерявшие вкус к дикой жизни. Они заставили последних ученых хорошенько поработать, придумать им разные штуки, а потом выперли бедолаг наверх — не хотели никакого прогресса. Но не хотели и упадка, они вообще не хотели никаких волнений. Лучше всего жилось на свете до Первой войны,
Куилла Джун улыбнулась и снова принялась ко мне приставать. На этот раз я ее не оттолкнул. Она стала меня трогать, внизу и повсюду, а потом сказала:
— Вик?
— Угу.
— А ты любил когда-нибудь?
— Что?
— Ты когда-нибудь любил девушку?
— Черт подери, думаю, нет!
— А ты знаешь, что такое любовь?
— Конечно, знаю.
— Но если ты никогда не любил…
— Не строй из себя дуру. Я вот никогда не получал пулю в голову, но прекрасно знаю, что мне это не понравится.
— А я готова поспорить; ты не знаешь, что такое любовь.
— Ну. если это означает жить в поднизе, то я и знать не хочу.
На этом разговор закончился. Она повалила меня на пол, и мы проделали это еще разок. Когда все закончилось, я услышал, что в люк котла скребется Блад.
— Все чисто, — сказал он, когда я выглянул.
— Ты уверен?
— Сто процентов. Можешь надеть штаны, — произнес он язвительно. — И вылезай, надо кое о чем поговорить.
Я посмотрел на него и увидел, что он не шутит. Натянув джинсы и кроссовки, я вылез из люка.
Пес мой затрусил прочь, перемахнул через обгоревшие балки и выбрался на воздух. Снаружи рухнувшее здание напоминало сгнивший осколок зуба.
— Выкладывай, что тебя тревожит, — сказал я.
Он взобрался на бетонную плиту, и мы стали нос к носу.
— Не делай из меня дурака, Вик.
Я понял, что он говорит серьезно. Не приду ривается с Альбертом, называет меня Вик.
— Поясни.
— Прошлой ночью, парень. Мы ведь могли ее оставить им и смыться. Это было бы умно.
— Я хотел ее.
— Да, знаю. Об этом я и говорю. Но уже наступило сегодня, та ночь прошла. Ты поимел ее полсотни раз. Чего мы еще тянем?
— Я хочу еще.
Теперь он завелся.
— Да? Ну так послушай меня, дружище. Я тоже кое-чего хочу. Я хочу жрать, хочу избавиться от боли в боку, и я хочу выбраться из этого дерьма! Не исключено, что они еще не угомонились.
— Успокойся. Мы сумеем все уладить. Не значит же это, что она не могет с нами идти.
— Не может, — машинально поправил меня Блад. — А это, кажется, что-то новенькое!.. Мы теперь путешествуем втроем, если я правильно понял?
Теперь взбеленился я:
— Ты что-то затявкал как пудель!
— А ты запел как гомик?
Я размахнулся, чтобы отвесить ему затрещину.
Пес не пошевелился. Я опустил руку. Я никогда не бил Блада. И не хотел начинать сейчас.
— Извини, — тихо произнес он.
— Все в порядке.
Но друг на друга мы не смотрели.
— Вик, дружище, ты за меня отвечаешь, не забывай.
— Тебе нет необходимости мне это говорить.
— А по-моему, есть. Позволь кое о чем напомнить. Например, как тебя схватил на улице сожженный.