Миры Империума
Шрифт:
— Что ж,— добавил он, как будто приняв какое-то решение,— он и смертью может поменяться с тобой. Отправишься на виселицу вместо него. Устроим цирковое представление для толпы. Хотел занять его место, вот и получай.
Он прошел в комнату, дав знак своим приспешникам следовать за ним. В дверях показались дьявольского вида головорезы. Озираясь вокруг, они поглядывали на Бейла в ожидании приказов.
— Свяжите его,— велел он, дернув головой в мою сторону,— Только руки.
Я попятился, придвигаясь к столу. Как же мне хотелось впустить в эту надменную физиономию хоть один заряд!
Двое схватили меня. Я рванулся назад, повернулся, протянул руку к столу. Мои пальцы ударились о пистолет, он соскользнул со стола и покатился по полу. Бандиты заломили мне руки за спину.
— Заприте его где-нибудь на несколько часов,— приказал Бейл.
— Я знаю такое место,— сказал один из бандитов.— Из камеры бомбоубежища он никуда не денется. Спустить его туда?
— Прекрасно,— ответил инспектор.— Но учти, Кассю, держи свои поганые лапы подальше от него. Мне надо, чтобы перед хирургом он предстал в подобающей форме.
Кассю хрюкнул, вывернул мне руку так, что затрещали суставы, и толкнул меня мимо лежавшего на полу тела человека, в котором этой ночью я признал своего брата. Человека, столько горестных лет сражавшегося за свои идеалы. Быть может, он погиб, так и не поняв, что его борьба оказалась напрасной.
Меня под конвоем провели по коридору и втолкнули в лифт, затем протащили сквозь толпу горластых, до зубов вооруженных головорезов к каменной лестнице. По ней спустились в сырой, вырубленный в скале туннель, в конце которого пинком швырнули меня в темный колодец камеры. Я упал, поднялся, хватаясь за стену, нашел голые деревянные нары и рухнул на них. Загремела дверь со стальными задвижками.
Несмотря на потрясение, мой рассудок лихорадочно работал. Бейл! И не его двойник — ведь он знал, кто я. Тот самый Бейл из Империума — изменник. Теперь многое становилось ясным. Точный расчет атаки на дворец во времени и пространстве и чрезмерная занятость Бейла, из-за которой он не мог присутствовать на празднике. Я понял, почему потом он разыскал меня: конечно, рассчитывал, что меня убьют. Без меня-то у него все шло как по маслу. И дуэль. Я так и не понял тогда, с какой стати шеф разведки подвергает меня риску, если от моего участия зависит весь план обезвреживания диктатора. И вся эта ложь о порочности Баярда с линии ИП-два сфабрикована Бейлом с единственной целью не допустить установления дружественных отношений между Империумом и этим несчастным миром.
Но зачем, спрашивал я себя. Может, Бейл задумал самолично управлять этим филиалом преисподней, превратив его в собственное удельное княжество? Похоже на то. ИП-два напоминал Империум, и предатель мог здесь пользоваться роскошью и удобствами не хуже, чем дома. И получал возможность грабить дубликаты знакомых сокровищ в городах, хранилищах, дворцах и музеях.
Само собой, Бейл не собирался довольствоваться одним миром. Этот послужил бы базой для операций, источником живой силы и оружия, включая атомное. Изменник сам организовал нападения на Империум. Он похитил челноки или их компоненты, переместил их сюда и занялся пиратством. Следующим шагом должна была стать полномасштабная атака на родную линию с применением атомного оружия. Воины Империума в пышных мундирах, с саблями в руках — против атомной бомбы.
Непонятно, почему я не догадался об этом раньше. Фантастическое несоответствие двух вещей — конструирования двигателей Максони — Кочини и военной разрухи в мире ИП-два — было очевидно.
Пока мы протирали штаны на степенных совещаниях, обсуждая планы борьбы с пиратами, вдохновитель этих бесчинств сидел среди нас. Неудивительно, что вражеский разведчик поджидал меня в засаде, когда я отправлялся в свою миссию. Удивительно другое — как я избежал смерти на первом же этапе путешествия.
Обнаружив меня на конспиративной квартире, Большой Босс сразу начал прикидывать, как воспользоваться этой удачей с наибольшей выгодой для себя. После моего побега ему пришлось действовать быстро.
Ясно, что теперь власть в государстве в его руках и назначенная на утро показная казнь Баярда должна создать у населения впечатление последовательной смены режимов. И вместо диктатора на виселице окажусь я. Я вспомнил слова Бейла: он хотел, чтобы я предстал перед хирургом. Значит, оцинкованная ванна все-таки пригодится. Многие знали тайну диктатора и могли прийти в замешательство, увидев труп с невредимыми ногами. Меня напичкают наркотиками, сделают ампутацию, перебинтуют культи, натянут на бесчувственное тело униформу и повесят. Обморок приговоренного не смутит публику. Она непременно заметит признаки жизни на моем лице, перед тем как затянется петля.
Послышались чьи-то шаги, и через щель в двери просочился свет раскачивающегося фонаря. Я собрался с силами. Может быть, уже идут с пилами и тяжелыми щипцами.
Возле камеры остановились двое, отворили дверь, вошли. Фонарь слепил, заставляя щуриться. Один из вошедших что-то бросил на пол.
— Надень это,— приказал он.— Босс велел, чтобы ты был в этом, когда тебя повесят.
Я узнал свой костюм, собственноручно выстиранный всего несколько часов назад. По крайней мере, он чистый. Странно, какие мелочи могут иметь значение. Меня пнули.
— Надевай, тебе сказано.
— Сейчас.
Я снял халат, натянул шерстяной мундир и брюки, застегнул пряжку. Ботинки не принесли. Понятно, Бейл не видел в них необходимости.
— Вот так. Идем, Хиэм.
Дверь со скрежетом закрылась, и свет удалился. Стало совсем темно.
Сейчас я ни о чем не думал. В голове мелькали обрывочные картины последних недель: улица, на которой меня похитили; кабинет, где Бернадотт поведал мне о моей задаче; лицо Геринга, схватившегося с пиратом на полу бального зала; рыжие волосы Барбры и ее спокойные серые глаза.
Я дотронулся до искромсанных лацканов мундира. Коммуникатор так и не помог мне. Я нащупал кончики оборванных проводков, торчащих из кромки разрезанной ткани. Красавчик Джо еще выругался тогда, наткнувшись на них ножом.
Под моим пристальным взглядом проводки соприкоснулись, и в полной темноте промелькнула крошечная искорка.
Я сидел в полной неподвижности. Пот струился по лбу. Питать призрачную надежду на спасение в безнадежном положении еще больнее, чем тупо мириться с неотвратимостью смерти.