Миры Империума
Шрифт:
Мы молча пересекли холл с безукоризненно белым мраморным полом, вошли в просторный лифт и поднялись на верхний этаж. Далее Винтер повел меня через другой холл, на сей раз с полом из красного гранита. В конце его виднелась еще одна массивная дверь. На всем пути следования нам не встретилось ни души.
— Расслабьтесь, мистер Баярд,— посоветовал мне старший капитан.— Отвечайте на вопросы ясно и четко и используйте те же формы обращения, что и я.
— Постараюсь не ударить лицом в грязь. Кажется, Винтер нервничал не меньше моего. Он вежливо постучал, и нам разрешили войти.
Мы оказались в просторном, со вкусом обставленном кабинете. От широкого письменного
— Сэр, старший капитан Винтер докладывает о выполнении приказа.
— Отлично, Винтер.— Человек, сидевший прямо напротив, ответил на приветствие вялым жестом.
Старший капитан с хлопком опустил руку и повернулся к остальным.
— Kaiserllche Hochheit,— произнес он с церемонным поклоном, обращаясь к одному из сидевших.— Главный инспектор,— приветствовал он другого. К третьему, довольно тучному человеку, чье веселое лицо показалось мне знакомым, старший капитан обратился «сэр».
— Hochwelgeboren будет вернее,— пробормотал худой аристократ.
По-видимому, мой провожатый ошибочно назвал «их высокоблагородие» «королевским высочеством». Винтер густо покраснел.
— Прошу прощения у вашего превосходительства,— выдавил он надтреснутым голосом.
Круглолицый широко улыбнулся.
В продолжение означенной беседы господин, находившийся во главе стола, не спускал с меня пристального взгляда.
— Прошу, садитесь, мистер Баярд,— произнес он довольно приветливо, указал на пустое кресло и сухо скомандовал Винтеру, все еще державшемуся по стойке «смирно»: — Вольно, старший капитан. Надеюсь,— господин вновь обратился ко мне,— способ, каким вы были доставлены сюда, не настроил вас против нашего общества.
Его худое удлиненное лицо с тяжелой нижней челюстью напомнило мне портреты короля Швеции Густава. Уж не родственник ли столь царственной особы общается со мной?
— Я генерал Бернадотг,— представился он.— А это господа барон фон Рихтгофен, главный инспектор Бейл и мистер Геринг.
Я кивнул, и генерал продолжил:
— Прежде всего считаю необходимым сообщить, что решение о доставке вас сюда далось нам нелегко. Я понимаю, у вас масса вопросов, и вскоре вы получите на них исчерпывающие ответы, однако в первую очередь, как мне кажется, вам следует узнать, почему вы здесь. Мы вызвали вас сюда, чтобы попросить о помощи.
Что ни говори, а такого поворота я точно не ожидал. Не знаю, чего я ждал вообще, но только не просьбы о помощи от целой компании облеченных властью чинов. Я тупо раскрыл рот от изумления и, судя по всему, на время лишился дара речи.
— Замечательно,— хихикнул гражданский с брюшком.
Я посмотрел на него. Бернадотт представил его как мистера Геринга. Так вот кого он мне напомнил! В моей памяти живо всплыли фотографии жирного главнокомандующего Люфтваффе.
— Ваше имя, случайно, не Герман? — осторожно спросил я.
Толстяк удивился, но по его лицу расплылась добродушная улыбка.
— Да, меня зовут Герман,— ответил он с заметным немецким акцентом.— А как вы догадались?
С ответом у меня возникли некоторые затруднения. Об этом мне следовало подумать раньше. Равно как и о возможности встретить здесь настоящих двойников или персоны, аналогичные фигурам из моего мира. Зато теперь у меня не осталось ни малейших сомнений — Винтер не лгал.
— Там, откуда я прибыл, ваше имя известно всем,— пояснил я.— Рейхсмаршал Геринг...
— Рейхсмаршал! — повторил Герман.— Какое любопытное звание! — Он посмотрел на остальных.— Разве не интереснейшая и не ценнейшая информация? Я, несчастный толстяк Геринг,— и вдруг рейхсмаршал, и все меня знают.
Он явно пришел в восторг от полученного известия.
— Уверен,— заметил генерал,— мистер Баярд поведает нам еще много крайне интересных вещей. И все же я считаю, что сначала мы сами обязаны дать ему исчерпывающие объяснения.
— Благодарю вас, генерал.— Я церемонно склонил голову.— Буду вам очень признателен.
— Мистер Баярд, что вы успели узнать о структуре нашей государственной системы и о нашей деятельности в Сети?
— Думаю, у меня имеется лишь общее представление. Я уяснил, что Имперское правительство обладает суверенитетом над всеми остальными. И это, пожалуй, все.
— Насколько нам известно, сейчас только наше правительство — возможно, за одним исключением, о котором я расскажу в свое время,— владеет технологией сетевых перемещений. По этой причине у нас имеется возможность влиять на события в большей степени, нежели у других правительств. Это вовсе не означает, будто империя стремится вмешиваться в дела других миров или эксплуатировать их. Наши связи со всеми лшшями основаны на уважительных отношениях, о чем мы по возможности договариваемся сразу после установления контакта. Но в случае с изолированными линиями Пустоши возникли осложнения...— Бернадотт помедлил в раздумье, а затем продолжил: — Империя избегает применения силовых методов. Сила применяется как крайнее средство против антиобщественных проявлений. После жизни в однолинейном мирке столкновение с многофазным миром всегда шокирует. Нам же, с детства усвоившим принципы многообразия и непрерывности, они кажутся естественными и привычными. Концепция однолинейной последовательности представляется нам искусственно ограниченной, эдаким упрощением реальности и следствием человеческого эготизма.
Трое высокопоставленных господ слушали генерала так же внимательно, как и я. Тишину нарушали лишь его голос да слабый шум, доносившийся с улицы.
— Как нам удалось установить в ходе изучения линии ИП-три, с которой вы прибыли, наши системы имели общую историю примерно до тысяча семьсот девяностого года. Еще около столетия они шли почти параллельно и затем довольно резко разошлись. Здесь, в нашем мире, в тысяча восемьсот девяносто третьем году двое итальянских ученых, Джулио Максони и Карло Кочини, совершили одно фундаментальное открытие. После нескольких лет исследовательской работы они воплотили его в устройстве, которое позволило им на собственный страх и риск передвигаться по широкому спектру того, что сейчас мы называем альтернативными линиями, или А-линиями. Кочини погиб в ходе одного из первых экспериментов. Максони решил предложить аппарат итальянскому правительству. Ему грубо отказали. Итальянская пресса, безжалостно высмеивавшая ученого-шарлатана, третировала его не один год. Тогда он перебрался в Англию и предложил изобретение правительству Великобритании. Последовали долгие и весьма щепетильные переговоры, но сделка в конце концов состоялась. Максони получил титул, поместья и миллион фунтов золотом. Годом позже он скончался. После изобретения колеса это важнейшее фундаментальное открытие, совершенное человечеством. Наше правительство обладает на него исключительным правом. Колесо дало человеку возможность легко передвигаться по поверхности в своем мире, а принцип Максони позволяет ему странствовать по всем мирам.