Миры неведомые
Шрифт:
Самое правое крыло его почти не имело окон, зато внизу виднелась высокая полукруглая арка, закрытая массивными металлическими створками. По обе ее стороны, как немые стражи, стояли серые каменные изваяния весьма устрашающего вида.
Когда шествие приблизилось, тяжелые створки медленно раскрылись. Показалось черное отверстие тоннеля - нечто вроде наклонной шахты, уходящей вниз. «Тюрьма, - подумал Владимир, - подземная тюрьма!»
Пленников долго несли по сводчатому переходу, изобиловавшему поворотами и тускло освещенному скрытыми за карнизом источниками света. В конце тоннеля были еще ворота, за ними оказалась вертикальная шахта лифта.
Космонавтов поочередно опустили глубоко вниз. К их изумлению, вместо сырого подземелья они оказались в совершенно сухом и светлом, коридоре, где было гораздо теплее и легче дышалось, чем наверху.
Здесь их снова подхватили и понесли. В стенах нижнего коридора было много дверей, узких и низких по масштабу земного человека. Перед входом в одну из них процессия остановилась. Пленников поочередно втиснули внутрь. Положив их прямо на пол, марсиане развязали космонавтов и удалились.
Путешественники снова оказались вместе и получили возможность двигаться, но это мало изменило их положение: они находились в тюрьме.
3. Замок Тонга-Лоа
Пленники стояли посреди большой комнаты со сводчатым потолком. Круглые матовые плафоны из неизвестного материала заливали помещение спокойным, чуть розоватым светом.
Никому не хотелось говорить. Яхонтов мрачно ходил по камере, женщины притулились в уголке. Больше других волновался Владимир. Его деятельная натура никак не могла примириться даже с мыслью о потере свободы. Он шагал по камере, низко наклонив голову, и сжимал кулаки.
– Подумать только, - негодовал он, - пролететь больше шестисот миллионов километров, преодолеть множество препятствий, проявить максимум настойчивости, изобретательности, использовать последние достижения науки - и все только для того, чтобы попасть в тюрьму!
– Не волнуйтесь, друг, - успокаивал его Ли Сяо-ши, и теперь совершенно невозмутимый.
– Все далеко не так плохо: мы снова вместе, живы, здоровы и невредимы. Если бы нас хотели уничтожить - нас бы давно уже не было… Раз нам сохранили жизнь, значит, не все потеряно.
– Сам черт не знает, какие тут обычаи!
– волновался Владимир.
– Вы же видели здешних идолов. Быть может, нас готовят для жертвоприношения. Сначала откормят как следует, потом подойдет праздник и…
– К чему такие мрачные мысли?
– вмешался Яхонтов.
– Нам трудно загадывать далеко вперед. Давайте лучше разберемся в настоящем.
Педантичный, как всегда, он начал с того, что шагами измерил площадь камеры.
– Мой шаг равняется восьмидесяти пяти сантиметрам, - говорил он, производя измерения, - длина камеры восемнадцать шагов, или пятнадцать и три десятых метра, ширина десять шагов, значит - восемь с половиной метров. Мы с вами, друзья, располагаем площадью в сто тридцать квадратных метров на шестерых, или двадцать один и семь десятых квадратного метра на каждого. Что вы хотите!
– А вы кубатуру подсчитайте, - улыбнулась Наташа.
– Тут другая будет картина.
– Извольте! Мой рост сто семьдесят шесть сантиметров. Вблизи стен приходится нагибаться. Допустим, высота в среднем сто семьдесят пять сантиметров. Кубатура получится двести двадцать семь и пять десятых метра, или тридцать семь и девять десятых на душу. Не так плохо!
Эти вычисления немного отвлекли пленников.
– Давайте рассуждать дальше, - продолжал Яхонтов.
– Романисты обычно помещают своих героев в сырые, мрачные подвалы, где стены покрыты плесенью, с потолков капает вода, по полу бегают крысы. У нас другое дело. Здесь светло и сухо…
Он пощупал стены. То же сделала и Наташа.
– Как вы думаете, что это за порода?
– спросил Виктор Петрович.
Наташа всмотрелась, извлекла из прически металлическую шпильку и провела черту. На серой поверхности камня образовался заметный след.
– Лесс, - ответила она.
– Так и должно быть, если учесть, что на Марсе постоянно происходят песчаные бури. Ветры переносят на далекое расстояние мельчайшую песчаную пыль, она скапливается в ложбинах и за многие миллионы лет превращается в плотную горную породу.
– А марсиане очень разумно приспособили этот весьма удобный, легко поддающийся обработке материал для устройства зданий, - добавил Виктор Петрович.
Вдоль стен камеры стояли не то скамьи, не то ложа, они были похожи на земные кровати. Низкие, коротенькие и очень узкие, они никак не соответствовали росту жителей Земли. Даже миниатюрная Индира, попробовав лечь, убедилась, что ее ноги выдаются за пределы этого сооружения. Находчивость астронавтов подсказала им выход из положения. Кроватей было более двадцати. Их составили по три рядом для каждого из пленников, кроме Виктора Петровича и Ли Сяо-ши. Для особенно высоких мужчин соорудили составные ложа из четырех кроватей. Составные конструкции получились не очень устойчивыми, но лессовый пол был мягок. Карманным ножом Владимир выдолбил ямки для ножек. На кроватях лежали довольно тонкие покрышки, что-то вроде эластичных матрацев, сделанных из материала, похожего на губчатую резину, и куски легкой пушистой ткани. Ничего похожего на простыни, пододеяльники и подушки марсиане, по-видимому, не применяли.
– Постойте, мы сейчас придумаем, - сообразила Наташа.
По ее совету пленники бесцеремонно разрезали пополам три оставшихся матраца и положили их под головы вместо подушек.
– Ну вот, - удовлетворенно сказала молодая женщина, укладываясь на своей койке.
– Теперь по-человечески спать можно.
И она натянула на себя три покрывала. Они хорошо согревали, что было вовсе не лишним. Термометра у пленников не было, но при дыхании возникало облачко пара - настолько холодно было в камере.
Остальные космонавты тоже прилегли отдохнуть.
– Виктор Петрович!
– начал Ли Сяо-ши.
– Как вы думаете: ведь на такой глубине достаточно кислорода? Может, попробуем снять маски?
– Рискнем!
Ли Сяо-ши сделал энергичный выдох, потом приподнял маску и вдохнул. Повторил еще раз.
– Ну как?
– спросил Яхонтов.
– По-моему, дышать можно. Правда, чаще, чем обычно, но выносимо.
– Dum spiro spero, - послышалось со стороны Сергея Васильевича, который поудобнее устраивался на постели. Он удовлетворенно засопел и добавил по-русски, бодрым голосом: - А ничего, знаете, жить можно!