Миры Пола Андерсона. Том 19

Андерсон Пол Уильям

Гвидионцев, судя по их виду, такой вывод обеспокоил. Глаза Эльфави наполнились слезами.

— Не мог бы ты забыть об этом наваждении хотя бы на день? — взмолилась она. — Какой бы это был для тебя замечательный день!

— Хорошо, — устало откликнулся Ворон. — Пожалуй, я лучше побеспокоюсь о лекарствах, перевязке и чашке чая. Ну что, до­вольна?

— Да, — ответила она, принужденно улыбаясь. — Пока что я довольна.

В Звездаре воцарился праздник. Тольтека поневоле вспоминал Карнавальную неделю на Нуэвамерике — не лихорадочную суету городов, а маскарады и уличные празднества в глухих уголках, где людское веселье еще не превратилось в источник прибыли. Как ни странно, в канун Бэйла обычно церемонные гвидионцы отбрасыва­ли многие

условности. Нет, они не теряли ни учтивости, ни чест­ности, ни отвращения к насилию — эти качества, по-видимому, слишком глубоко укоренились. Однако мужчины на улицах то и дело затевали шумную возню, женщины одевались в такие роскош­ные наряды, которые в любое другое время длинного гвидионского года вызвали бы насмешку, школы превратились в площадки для игр, умеренные трапезы сменились настоящими пиршествами, а многие семьи извлекали на свет запасы вина и пили, пока хватало сил. Все двери были украшены венками из жюля, роз и пряно пахну­щей травы маргви, музыка не смолкала ни на минуту круглые сутки.

И так происходит на всей этой планете, подумал Тольтека, во всех городах на всех обитаемых островах: наступил сезон цветения, и скоро люди отправятся в свои святилища.

Он шел по посыпанной гравием дорожке, держа за руку мальчи­ка Бьерда. Вдалеке на западе дремали вздымавшиеся над кромкой леса угрюмые горные пики.

— А потом? — спросил Бьерд, слушавший, затаив дыхание, рас­сказ Тольтеки.

— Потом мы сидели в Городе и развлекались как могли, пока не пошел дождь, — ответил Тольтека. — А потом, когда ядовитой пыли можно было не бояться, мы добрались до цели нашего путе­шествия, осмотрели предназначенную для космодрома площад­ку — отличное, кстати, место — и вернулись назад. — Он не хотел рассказывать и даже вспоминать о том, что произошло в лесу. — Кстати, а когда точно мы вернулись?

— Позавчера.

— Да-да, так примерно мне и казалось... У вас здесь трудно следить за временем: жизнь так прекрасна, и никто не смотрит на часы.

— Ой, а Город? Он какой?

— А ты что, не знаешь?

— Не, моему двоюродному брату в школе немножко рассказы­вали, а он мне — вот и все. В прошлый Бэйл меня еще и на свете не было. А теперь я уже большой и могу пойти в Город с мамой.

— Город очень красивый, — начал Тольтека. Он с трудом мог понять, как малыши вроде этого могут участвовать в длительной религиозной медитации — если, конечно, это медитация — и как им удается потом держать пережитое в тайне.

Между тем Бьерд вспомнил еще об одном чуде:

— Большой Мигель, расскажи мне, пожалуйста, о планетах. Когда я вырасту, я хочу быть астронавтом. Как ты.

— Может, и станешь, — ответил Тольтека.

Бьерд получит здесь не худшее образование, чем в любом уголке исследованной Галактики. К тому времени когда мальчик подрастет, лет этак через десять, астроакадемии на планетах вроде Нуэва- мерики с удовольствием распахнут свои двери перед курсантами- гвидионцами. Да и сам Гвидион через десятилетие будет нечто большее, нежели простая перевалочная база. Люди столь одаренные, как его жители, не смогут удержаться: в них наверняка проснется желание узнать больше о Вселенной (впрочем, почему «проснет­ся»? Они и сейчас так живо всем интересуются, что лишь восхище­ние перед разумностью и содержательностью их вопросов позволя­ет выдержать их количество) — и, к чему скрывать, появляется желание оказывать на них влияние. Империя пала, человечество снова пришло в движение. Можно ли придумать для возникающей новой цивилизации лучший идеал, нежели Гвидион?

«А почему я забыл про себя? — подумал Тольтека. — Когда мы построим здесь свои космодромы — скоро их будет не один, а мно­го больше, — на них потребуются нуэвамериканские администрато­ры, инженеры, торговцы, офицеры связи. Почему бы мне не стать одним из них и не прожить остаток жизни под Инисом и Ею?»

Он опустил глаза на лохматую головенку шедшего рядом маль­чика. Мысль о том, чтобы жениться на женщине с ребенком, всегда ему претила. Но почему бы и нет? Бьерд — воспитанный и одарен­ный мальчик, но это не мешает ему быть по-детски непосредствен­ным. Воспитывать его будет большим удовольствием. Вот, скажем, и нынешняя прогулка — предпринятая, честно говоря, с целью снис­кать расположение некоей Эльфави Симнон — очень его позабавила.

Тольтека вспомнил, как один из нуэвамериканских астронавтов выразил желание поселиться здесь, и Ворон предостерег его: мол, через стандартный год ты сойдешь с ума от скуки. Но что в этом понимает Ворон? Нет сомнений, в его отношении это предсказа­ние справедливо. Лохланское общество, жестко разделенное на касты, регулируемое обрядами, надменное и жестокое, не имеет с Гвидионом ничего общего. «Но вот Нуэвамери^а... стоит ли при­творяться, что мне будет недоставать огней и высотных зданий, театров, баров, веселых вечеринок... да, время от времени я буду по всему этому скучать. Но что помешает мне ездить туда с семьей в отпуск? А что касается повседневной жизни, то вот — мирный, разумный, но при этом веселый народ, обладающий осмысленным и воплощенным в жизнь идеалом красоты и живущий на малозасе­ленной планете в полной гармонии с девственной природой. И при этом их жизнь отнюдь не стоит на месте. Они ведут научные иссле­дования, разрабатывают новые инженерные проекты, да и искусст­во у них прогрессирует. Достаточно вспомнить, как они обрадова­лись возможности установить регулярные связи с другими звездами. Разве можно не влюбиться в Гвидион? А особенно в...»

Но Тольтека отогнал эту мысль. Он принадлежит к цивилиза­ции, которая рассматривала все проблемы прежде всего с практи­ческой точки зрения. Поэтому не стоит предаваться пустым мечта­ниям, лучше обдумать, что следует конкретно предпринять, чтобы добиться желаемого. Пока что удача сопутствует Ворону, однако вряд ли это обстоятельство явится серьезным препятствием, тем более что_ч Ворон отнюдь не обнаружил желания остаться здесь навсегда. Бьерд продолжал приставать к Тольтеке с просьбами рас­сказать о других планетах, и астронавт пустился в воспоминания, не забывая, что его слушатель — всего лишь ребенок, так что оста­ток пути прошел быстро.

Они вошли в город. За время их отсутствия с ним произошла странная метаморфоза: улицы опустели, жители, еще несколько часов назад толпившиеся на улицах, теперь заперлись в домах. Время от времени то там, то тут мелькала одинокая фигура челове­ка, спешившего куда-то с ношей в руках, но это лишь подчеркива­ло безлюдность города. И хотя нагретый лучами солнца воздух был неподвижен, из домов доносились отчетливые звуки, похожие на бормотание.

Бьерд выпустил руку Тольтеки и запрыгал по мостовой.

— Уходим, уходим! — закричал он нараспев.

— Откуда ты знаешь? — спросил Тольтека, уже знавший, что фиксированной даты наступления Бэйла не существует.

Мальчик в ответ улыбнулся всеми своими веснушками:

— Я знаю, большой Мигель! А ты с нами пойдешь?

— Я лучше, пожалуй, останусь присматривать за твоими зве­рюшками, — ответил Тольтека. У Бьерда, как и у большинства детей его возраста, был собран целый зверинец из жуков и земноводных.

— А вот и деда! Здравствуй, деда! — Бьерд пустился бегом.

Дауид, выходивший из дома, весь подобрался, когда внук уда­рился в него с силой небольшого циклона, обнял мальчика и под­толкнул к двери.

— Иди домой, — сказал он. — Мама собирается. Прежде чем мы отправимся в путь, ей нужно смыть с тебя хотя бы килограмм- другой грязи и собрать тебе еды в дорогу.

— Спасибо, большой Мигель! — бросил на бегу Бьерд и юркнул в дом.

— Надеюсь, он вас не слишком утомил, — сказал Дауид с добро­душным смешком.

— Вовсе нет, — ответил Тольтека. — Мне очень понравилось с ним гулять. Мы прошлись вверх по реке до Дома философов. Я и представить себе не мог, что в месте, предназначенном для отвле­ченных раздумий, могут быть площадки для пикников и карусель.