Миры Пола Андерсона. Том 19

Андерсон Пол Уильям

— Что ж, — раздраженно бросил Тольтека, — может, ты мне тогда объяснишь, чем они там занимаются?

— Если бы я мог!.. — Ворон обеспокоенно огляделся вокруг, и его взгляд наткнулся на бэйлов куст. — Вы уже закончили химиче­ский анализ этой штуки?

— Да, всего лишь несколько часов назад. Нам не удалось об­наружить ничего особенного.

— Совсем ничего?

— Э-э... ну да, среди других компонентов его запах содержит один фермент, вероятно, для привлечения насекомых-опылителей. Но он совершенно безвреден. Если бы его можно было вдохнуть в необычайно большой концентрации — скажем, в несколько тысяч раз больше той, что встречается на открытом воздухе, — тогда,

мо­жет быть, тебя бы немного замутило. Но чтобы словить настоящий кайф — это вряд ли.

Ворон нахмурился:

— И тем не менее у этого куста и праздника одинаковые назва­ния. И из всего, что можно найти на этой планете, лишь с этим кустом не связано никаких мифов.

— Хингес покопался в лингвистической литературе, и мы с ним проанализировали этот вопрос. Не забывай, гвидионский язык про­исходит от довольно архаичного диалекта англика, мало чем отли­чающегося от древнего английского. В зависимости от этимологии слово «бэйл» имеет несколько значений: «узелок», «костер», осо­бенно погребальный, «зло» или «горе», а если забраться в глубь веков, мы найдем родственное ему слово «Ваал», обозначающее бога. — Тольтека достал сигарету, постучал ею по ногпо большого пальца и, нервным движением чиркнув спичкой о каблук, заку­рил. — Тебе нетрудно представить, как в сознании гвидионцев мо­гут переплестись значения столь многозначного слова, — продол­жил он, — какая здесь кроется запутанная символика. У этих цве­тов длинные лепестки, направленные вверх; полагаю, цветущий куст должен сильно напоминать костер — Неопалимую купину религии наших первобытных времен. Поэтому, возможно, он и называется «бэйлов куст». Однако это название может означать «Бог» и «зло». А цветет он как раз во время празднования Бэйла. Таким образом, благодаря всем этим совпадениям бэйлов куст сим­волизирует Ночные Лики, деструктивный аспект реальности... воз­можно, его самую страшную и жестокую фазу. Вот почему о нем никто не говорит. Гвидионцы избегают создавать мифы, смысл которых столь явно лежит на. поверхности. Они не отрицают суще­ствование зла и горя, но и не дают себе труда всерьез задуматься над этими явлениями.

— Знаю, — ответил Ворон. — И в этом отношении они походят на нуэвамериканцев. — Последнее слово Ворон произнес с плохо скрытым презрением.

Тольтека почувствовал это и пришел в ярость.

— В других отношениях тоже! — отрезал он. — Включая и тот факт, что вашим кровожадным воякам никогда не удастся устроить на этой планете резню!

Ворон посмотрел инженеру прямо в лицо. То же самое сделал Зио. Зрелище было не из приятных: кошачьи глаза сверлили Толь- теку таким же холодным и неподвижным взглядом, как и глаза человека.

— А ты уверен, — спросил Ворон, — что эти люди принадлежат к тому же биологическому виду, что и мы?

— Ах вот оно что! Если ты так думаешь... из-за своего проклято­го расизма... всего лишь потому, что они слишком цивилизованны, чтобы затевать войны подобно тебе. — Тольтека сжал кулаки и подался вперед. «Если бы только Эльфави видела! — мелькнуло в его воспаленном мозгу. — Если бы она услышала, что это животное на самом деле о ней думает!»

— Впрочем, не исключено, что у нас с ними может быть общее потомство, — продолжил Ворон. — Еще немного — и мы сможем это установить со всей достоверностью.

От этих слов Тольтека окончательно потерял контроль над со­бой. Его кулак сам собой вылетел вперед.

Ворон вскинул руку — Зио при этом вскочил ему на плечо — и блокировал удар. Затем, скользнув рукой вниз по руке Тольтеки, Ворон ухватил его за предплечье, другой рукой за бицепс, а ногой дал подсечку. Тольтека рухнул на спину. Кот истошно завопил и бросился на него, выпустив когти.

— Не нужно, Зио. — Ворон отпустил нуэвамериканца. К ним спешили несколько солдат. Он знаком отослал их назад. — Все в порядке! — крикнул он. — Я просто показываю прием.

Коре, казалось, засомневался, но тут кто-то крикнул: «Идут!», и все внимание переключилось на дорогу. Тольтека поднялся на ноги; захлестнувшие его стыд, гнев и замешательство туманили глаза, и сквозь пелену он едва ли мог рассмотреть что-либо на дороге.

Впрочем, ничего сверхъестественного там не происходило. Жи­тели Звездара шли не спеша, легким, пружинистым, натренирован­ным шагом людей, привычных к дальним переходам. Никто не соблюдал строя. На людях были легкие развевающиеся одежды. Учитывая относительную непродолжительность пути, каждый взял с собой небольшой запас пищи, единственную смену одежды и более ничего. На ходу они весело переговаривались друг с другом, смеялись, пели и были чем-то похожи на беззаботную стаю птиц или на солнечные блики, играющие на чуть колышущейся ряби озера. В бурлящем людском потоке мелькали яркие разноцветные туники, венки в светлых волосах, множество загорелых рук и ног. То и дело кто-нибудь из взрослых принимался пританцовывать в окружении шумной ватаги резвящихся и подпрыгивающих на ходу ребятишек.

Все это медленно проплывало мимо пришельцев, люди шли в горы, где их ждал Святой Город.

Вдруг от толпы отделилась Эльфави. Подбежав к Ворону, она схватила его за обе руки и воскликнула:

— Пойдем с нами! Неужели ты ничего не чувствуешь, лиата?

Лицо Ворона окаменело; он окинул ее долгим взглядом и пока­чал головой:

— Нет. Прости.

Глаза Эльфави наполнились слезами — это тоже было совсем не по-гвидионски.

— Значит, ты никогда не сможешь быть Богом?

Она опустила голову, золотистые кудри закрыли ей лицо. Толь- тека стоял неподвижно и смотрел. Что ему еще оставалось?

— Если бы я могла наделить тебя этой силой, — сказала Эльфа­ви, — я бы отдала тебе свою. — Она отпрянула назад, воздела руки к солнцу и закричала: — Не может быть, чтобы ты этого не чувст­вовал! Бог уже здесь, он везде. Я вижу, как от тебя исходит Вуи, Ворон! Прошу, пойдем со мной, ты должен!

Ворон сложил руки под епанчой.

— Ты здесь со мной не останешься? — спросил он.

— Да, навсегда, навсегда.

— Нет, я имею в виду — сейчас. На время Бэйла.

— Что? О... нет, да... ты шутишь?

— Я слышал, Ночные Лики иногда являются людям и под Ко- лумкиллским обрывом. И еще я слыхал, что далеко не каждый год все, кто ушел в Святой Город, возвращаются домой. — Ворон го­ворил медленно, чтобы до ее сознания дошел смысл его слов.

Эльфави отпрянула от него на шаг.

— Бог не только добр! — умоляющим тоном произнесла она. — Бог реален.

— Да. Не менее реален, нежели смерть.

— Великий илем! — взорвался Тольтека. — Слушай, чего ты хо­чешь? Туда идут вс&, кто способен стоять на ногах. У кого-то может быть болезнь в начальной стадии, у кого-то слабое сердце, у кого- то плохие сосуды. От напряжения...

Ворон пропустил его слова мимо ушей.

— Скажи, Эльфави, то, что происходит во время Бэйла, — это что, тайна? — спросил он.

Мускулы Эльфави напряглись. Бурлившее в ней веселье вы­плеснулось наружу:

— Нет. Просто слова такие бледные и тусклые. Той ночью в святилище я тебе уже говорила об этом.

Ворон еще больше помрачнел.

— Ну, кое-что, по крайней мере, можно описать и словами. Расскажи мне, что сможешь. Что происходит с твоим физическим телом? Что можно было бы снять на пленку?