Миры Пола Андерсона. Том 19

Андерсон Пол Уильям

Она включила мотор и стартовала по направлению к Локону. Как можно быстрее, пока чувствовала, что удовлетворена ходом событий.

А потом бесконечные дни без него, дни и ночи.

Ночью было легче. Она спала. Либо работала до полного изне­можения, либо принимала таблетки. Данли редко появлялся в ее снах. Но днем... днем она не могла глушить себя пилюлями.

К счастью, дел было много. Они готовились к скорому отлету, и рук, как всегда, не хватало. Предстояло размонтировать, упаковать и перевезти на корабль всю аппаратуру. Подготовить к полету «Но­вую Зарю». Оттестировать многочисленные системы управления полетом. Знания и опыт Эвелит позволяли ей также выполнять функции механика и руководить погрузочными работами. Кроме того, она по-прежнему отвечала за охрану лагеря.

Капитан Джонафер не считал последнее необходимым.

— Что вас беспокоит, лейтенант? Аборигены до смерти боятся нас. Они напуганы тем, что вы делаете — жутким грохотом в небе, роботами, слепящими лучами прожекторов в темноте. Я с трудом уговорил их не покидать город.

— Пусть делают, что хотят, — огрызнулась она. — Нам-то какое дело.

— Мы пришли сюда не для того, чтобы разрушить все до осно­вания, лейтенант.

— Нет. Однако они, насколько я понимаю, поступили бы по отношению к нам именно так. Если бы им представилась такая возможность. Представьте себе, какими достоинствами обладает, по их мнению, ваше, например, тело.

Джонафер вздохнул и сдался. Но когда она отказалась принять Рогара, он приказал ей сделать это и вести себя с ним корректно, как полагается цивилизованным людям.

Клев вошел в помещение биолаборатории (Эвелит не хотела встречаться с ним в жилых комнатах), держа в руках подарок — меч, сохранившийся со времен империи. Она заколебалась. Без сомнения, это бесценный дар для музея.

— Положите на пол, — велела она Рогару.

Поскольку Эвелит занимала единственный стул, Рогар стоял. Он выглядел постаревшим.

— Я пришел, — прошептал он, — чтобы сказать, как мы в Локо­не счастливы, что вы смогли отомстить убийце.

— Смогу отомстить, — поправила она.

Он не мог вынести ее угрюмого взгляда.

— Я рад, что Рожденная в Небесах смогла... легко... найти тех, кого хотела... и знает верность, живущую в наших сердцах... Мы не хотели зла ее народу.

Ответа не последовало.

Пальцы Рогара сплелись узлом.

— Тогда почему ты оставила нас? — взмолился он. — Когда вы пришли, когда мы увидали вас впервые и вы заговорили с нами, ничтожными, вы сказали, что останетесь на много лун, а после вас придут другие, чтобы учить и торговать. И сердца наши возра­довались. И не одни товары, что мы когда-нибудь купим у вас, тому причиной, и не способы ваших мудрецов покончить с голодом, болезнями, опасностями и скорбями. Нет, радость нашу и благо­дарность вы породили словами о чудесах. Мир наш, дотоле тесный и душный, распахнулся. Но теперь вы уходите. Я спрашивал, когда осмеливался, и всегда ваши мужи говорили, что никто более не вернется к нам. Чем мы оскорбили тебя, о Рожденная в Небесах, и как нам искупить вину?

— Перестать обращаться с другими людьми как со скотиной, — процедила Эвелит.

— Дошло до меня... что вы, люди со звезд, почитаете дурным то, что происходит в Святом Месте. Но мы делаем это лишь раз в жизни, о Рожденная в Небесах, и не по доброй воле!

— Иной причины нет!

Рогар пал перед ней ниц.

— Быть может, нет ее у Рожденных в Небесах, — взмолился он, — но мы лишь смертные! Если сыны наши не обретут му­жества, им не придется зачать собственных детей, и последний из нас умрет в одиночестве, в мертвом мире, и некому будет расколоть ему череп в смертный его час, дабы выпустить душу...

Рогар осмелился поднять взгляд, но то, что увидел он, заставило его, скуля, уползти.

Позднее к Эвелит подошла Чена Дарнард. Они выпили по кок­тейлю, поболтали немного ни о чем, и только тогда антрополог перешла к делу.

— Ты была довольно сурова с сахемом.

— Как ты... А. — Эвелит вспомнила, что разговор записывался, как и все беседы с туземцами — для последующего изучения. — А что мне оставалось делать — поцеловать эту лживую тварь в щечку?

— Да нет, наверное. — Чена заметно вздрогнула.

— Ты первая подписалась под официальной рекомендацией пре­доставить эту планету ее судьбе.

— Верно. Но теперь... не знаю. Я испытывала такое отвращение. Оно и сейчас есть. Однако... я наблюдала за медиками, когда они обследовали твоих пленников... Ты была там?

– Нет.

— Зря. Если бы ты видела, как они дрожат и визжат от страха, когда в лаборатории их пристегивают ремнями, как льнут друг к другу, вернувшись в комнату.

— Но ведь им не причиняют боли и, надеюсь, никого не пока­лечили случайно?

— Конечно, нет. Им пытались объяснить, что бояться нечего. Но как они могут поверить словам своих тюремщиков. Во время исследований им не дают транквилизаторов, иначе результаты ока­жутся недостоверными. Их изматывает мучительный страх перед абсолютно неведомым. Ладно, Эвелит, хватит об этом. Больше не могу. — Антрополог вздохнула, пристально посмотрела на собесед­ницу. — А вот ты можешь.

Эвелит покачала головой:

— Ты думаешь, я злорадствую, торжествую? Нет, поверь. Да, я застрелю убийцу Данли, этого требует честь моей семьи. А осталь­ные пленники смогут уйти, даже его сыновья. Несмотря на то, что они ели мясо моего мужа.

Она налила себе в бокал побольше и залпом выпила. Почувст­вовала, как горит все внутри.

— Надеюсь, ты будешь милосердна. Данли одобрил бы это. Он любил одну пословицу, по его словам очень древнюю — не забудь, мы из одного города и я знаю... знала его дольше, чем ты. Он часто повторял: не уничтожай врагов, если это поможет сделать их друзь­ями.

— Подумай, — ответила Эвелит, — ведь ты не пытаешься по­дружиться с ядовитыми насекомыми. А давишь их каблуком.

— Но человек — продукт того общества, в котором он живет, — настойчиво продолжала Чена. Она сжала руку Эвелит, но та не ответила на рукопожатие. — Что такое один человек, одна жизнь против всего, что его окружает, против тех, кто живет рядом с ним или жил раньше? Каннибализм не был бы распространен на остро­ве повсеместно, если бы он не был наиболее глубоко укоренив­шимся культурным императивом этой расы.

— Что это за раса такая, — с возрастающим гневом хмуро ухмыльнулась Эвелит, — если они приняли такой императив. И, со­гласись, я ведь тоже имею право на свои собственные культурные императивы... Я стремлюсь домой. Хочу увезти ребенка Данли по­дальше от вашей безвольной цивилизации. Но он не будет расти униженным из-за того, что его мать оказалась слишком слабой, чтобы воздать за убийство его отца. А теперь, извини, мне пора — завтра рано вставать, предстоит много дел с упаковкой грузов и перевозкой их на корабль.